Оригинал взят у
На ресурсе «Правый хостинг» /net14.org высказались по поводу моего недавнего поста.
«Известные блоггер и общественный деятель Дмитрий Евгеньевич Галковский фактически призвал к независимости Красноярска от Москвы.
“Ну, Красноярск может сильно развиться. Проблема одна - все деньги надо оставлять на местах. Депрессивный регион - кочурьтесь. Успешный - процветайте. Хоть ананасы в Заполярье выращивайте. Помощь из центра это ЧП, когда действительно голод, наводнение, землетрясение. Если рядом человек тонет - надо помогать. Если рядом кто-то плохо одет - оставьте его в покое, подумайте лучше о себе. А уж ЗАБИРАТЬ деньги можно только в случаях сверхгиперэкстремальных. На уровне мировой войны. Такая политика ГУБИТ ВСЁ. Красноярцы не просто богатые люди. Они ОЧЕНЬ богатые. Таких мест на земном шаре штук десять-пятнадцать, не больше. Это Кувейт или золотые прииски ЮАР. В России - Тюмень, как политический центр - Москва, Кольский полуостров. Но красноярцы этого не понимают. Они забитые. Сначала их била советская власть, потом просто Москва.”
Регионалисты в сообществе “Многополярная Россия. Пора вернуть эту землю себе!” в этой связи указывают, что “этот мимоходом оброненный пассаж интересен тем, что Д.Е. Галковский не был ранее заподозрен в симпатиях к регионализму и последовательно позиционировал себя как московский патриот и националист державно-унитарного типа. Таким образом, регионалистские взгляды, в той или иной форме, все больше превращаются в мейнстрим разумного национального дискурса, даже базирующегося в Москве”.
Во-первых, замечу, что я не «московский патриот» – для меня это выражение просто смешно и звучит так же как «ярославское правосудие» или «буржуазная математика».
Во-вторых, я никакой не «националист державно-унитарного типа», а космополит, о чём заявлял неоднократно.
Но дело не в этом.
На мой взгляд, в РФ существует совершенно фантастическое представление о технике государственного устройства. Это легко объясняется историей России в ХХ веке, но тяжело так заблуждаться в веке ХХI.
Первым делом, люди напрочь не понимают, что такое «столица». НАПРОЧЬ. То есть для них «Москва» это какая-то Тверь, Казань или Вологда, почему-то возвысившаяся над другими городами и жирующая, а главное – диктующая свою волю. Но сущность столицы иная. Столица НЕ МОЖЕТ быть конкурентом региональным центрам. Одной из первых европейских столиц (если не первой) был Париж. До этого существовали только полисы. Полисы могли разрастаться в мегаполисы, но и в этом случае они не превращались в столицы, а были очень большими городами с контролируемым хинтерландом. Париж это другое. Монтень писал:
«Я никогда не забываю о том, что сколько бы я ни ополчался на Францию, Париж мне по-прежнему мил; я отдал ему свое сердце еще в дни моего детства. И с ним произошло то, что всегда происходит с замечательными вещами: чем больше прекрасных городов я с той поры видел, тем больше красоты этого города властвуют надо мной и овладевают моей любовью. Я люблю его самого по себе, и больше в его естественном виде, чем приукрашенным чужеземною пышностью. Я люблю его со всей нежностью, даже его бородавки и родимые пятна. Ведь я француз только благодаря этому великому городу: великому - численностью своих обитателей, великому - своим на редкость удачным местоположением, но сверх всего великому и несравненному своими бесчисленными и разнообразнейшими достоинствами: это слава Франции, одно из благороднейших украшений мира. Да отвратит от него господь наши раздоры! Целостный и единый, он огражден, по-моему, от всяких других напастей. Я убежден, что из всех наших партий наихудшей окажется именно та, которая ввергнет его в наши распри. И никакой враг, на мой взгляд, ему не опасен, кроме него самого. И я боюсь за него столько же, сколько за всякую другую часть нашего государства. Пока он стоит, я не буду иметь недостатка в убежище, где бы я мог испустить последний мой вздох, убежище, способном вознаградить меня с лихвою за потерю любого другого».
Напомню, что сам Монтень был из Бордо, участвовал в местном самоуправлении и региональный сепаратизм тогда был серьёзнейшей проблемой.
Но он понимал, что любой француз - парижанин. Если он переедет из Бордо в Тулузу, то будет там чужаком, на ассимиляцию ему потребуется ЖИЗНЬ. А в Париже нет лионцев или марсельцев. Там есть «провинциалы», которые очень быстро (за ГОД) превращаются в парижан. У парижан нет никакого соперничества и комплексов, они обламывают приехавших «на новенького», но и только. И если Бордо исчезнет, то родной город у Монтеня всё равно останется. Столица – ЭТО ВТОРОЙ РОДНОЙ ГОРОД. УБЕЖИЩЕ.
Соперничество с Москвой глупо, потому что житель любого города РФ - москвич. Это его дополнительное измерение. ЕГО столица. Новосибирск может соперничать с Красноярском. Но с Москвой может соперничать только Питер, и то только потому, что длительное время был столичным городом.
Соответственно, если провалится столица, то провалится не только вторая родина, провалится родина как таковая. Потому что Тверь – Красноярск – Новороссийск связаны друг с другом КРОВНО через Москву. Так, кстати, и получилось во Франции – пока чудили на окраинах, Франция была незыблема (Монтень жил в эпоху религиозных войн – на самом деле перманентных полисных «революций»), но как только революция произошла в Париже – рухнуло всё. Во Франции стали исчезать целые города (например, был приказ полностью уничтожить огромный Лион).
Проблема «Москва – регионы» есть, но проблема не в Москве как таковой, а в том, что она до сих пор является столицей несуществующего СССР. Во главе тут Лужко, Орджоникидзе, Цой, Церетели, которым Таджикистан и Аджария так же близки, как Красноярск и Владивосток, а то и поболее. Потому что второй круг Москвы это Тбилиси, Минск, Ташкент – столицы республик. Это столица столиц. Среди этого великолепия думать о каком-то Челябинске некогда. Да и о Серпухове некогда – бублик московской области от Москвы бесконечно далеко. В лучшем случае от него надо отгрызать куски поближе и послаще. Лужко в силу своего культурного уровня никогда не был и не будет москвичом, русскую столицу он не любит и не понимает. Столица для него это «федеральная собственность» с которой он борется. О его отношении к московскому ландшафту и архитектуре я и не говорю. Дело не в воровстве (это само собой), дело в том, что Лужко город до фени. Как Тамбову до фени Луганск. Он сделал карьеру в «столице СССР» так к Москве и относится. Севастополь ему близок не потому что это русский город, а потому что это УССР. И карьеру он сделал как столичный ренегат - синтетическая фигура национальных мафий в Москве.
Теперь о местных финансах. Все знают, что такое колония. У колонии две задачи: во-первых, там всё должно быть ТИХО. Наводнения, голодовки, восстания в колониях это непорядок. За это генерал-губернатора по головке не поглядят. Он поставлен следить, чтоб непорядков не было. Во-вторых, колония, кроме использования в качестве военного плацдарма, должна, по возможности, давать прибыль. Часть прибыли выкачивается путём неравноценной торговли – от пушнины за стеклярусные бусы, до нефти за сравнительно ничтожные бриллианты для местной компрадорской буржуазии. Другая часть прибыли выжимается прессом ясака. Каждый населённый пункт в колонии обкладывается налогом. Часть ясака идёт на то, чтобы всё было тихо. Из этих средств могут и хлебушка подбросить и железную дорогу построить. Другая часть идёт непосредственно в метрополию.
Но дело не в этом. В любом случае такая система уродует местную экономику. Колонии развиваются неправильно, после получения независимости часто и долго болеют. Потому что там на корню убивается экономическая инициатива. Депрессивный регион всё равно получит денюшку из стабилизационного фонда генерал-губернатора, богатый регион отдаст три шкуры. Особо париться нет смысла. Именно такая система сохранилась в России, причём она по какой-то насмешке объявлена ФЕДЕРАЦИЕЙ. Подобная система губит всё на корню. Регионы-доноры не могут толком развиться, а депрессивные регионы существуют в неизменном виде десятилетия, прекрасно зная, что плохо будет всегда, но очень плохо не будет никогда. При всей возне со свободными экономическими зонами в РФ так и не удалось создать ни одного оазиса процветающей и саморазвивающейся экономики.
Разумеется, от такого положения страдает и столица. Из-за превращения в главный распределительный центр здесь концентрируются огромные капиталы, но Москва может строить только офисы – на ней висит груз экономического окормления десятков депрессивных регионов.
Из такого положения вытекает непонимание самой сути федерации. Федеративные области это или результат изначального союза независимых территорий, - чего в русской истории нельзя увидеть даже под лупой, - или это особые районы, каковых заведомо мало. Таких стоящих на голове уникумов в субъектах Федерации можно насчитать процентов 15%. Это районы компактного проживания национальных меньшинств, анклав Калининграда, некоторые районы крайнего Севера. Все они за свою автономию, как и везде в мире должны с центром РАСПЛАЧИВАТЬСЯ. Слабые регионы расплачиваться сужением прав: отсутствие выборов в Думу, особой денежной единицей, ограничениями в перемещении. Сильные – расплачиваться отчислениями в казну. За привилегии надо платить.
Вместо этого русским под соусом высосанной из пальца федерации навязывается консервация колониальной схемы распределения ресурсов. И при этом ещё чего-то вякают про региональную автономию и злокозненную Москву. Оставление средств на местах УКРЕПИТ централизацию государства. Между регионами возникнет нормальная экономическая миграция, экономика областей начнёт саморегулироваться, возникнут регионы с быстрорастущей экономикой, экономика огромной Москвы начнёт заниматься делом, провинция тоже перестанет ковырять в носу и мечтать о независимом Урюпинске. Везде появятся Хозяева. А вот это для распределялкиных НОЖ ОСТРЫЙ. Не то что на уровне области – на уровне района. В колонии хозяев не должно быть по определению. Нигде. Все должны стоять у окошек и сдавать ценности / получать ценности. За окошком - добрый иностранный дядя.
«Известные блоггер и общественный деятель Дмитрий Евгеньевич Галковский фактически призвал к независимости Красноярска от Москвы.
“Ну, Красноярск может сильно развиться. Проблема одна - все деньги надо оставлять на местах. Депрессивный регион - кочурьтесь. Успешный - процветайте. Хоть ананасы в Заполярье выращивайте. Помощь из центра это ЧП, когда действительно голод, наводнение, землетрясение. Если рядом человек тонет - надо помогать. Если рядом кто-то плохо одет - оставьте его в покое, подумайте лучше о себе. А уж ЗАБИРАТЬ деньги можно только в случаях сверхгиперэкстремальных. На уровне мировой войны. Такая политика ГУБИТ ВСЁ. Красноярцы не просто богатые люди. Они ОЧЕНЬ богатые. Таких мест на земном шаре штук десять-пятнадцать, не больше. Это Кувейт или золотые прииски ЮАР. В России - Тюмень, как политический центр - Москва, Кольский полуостров. Но красноярцы этого не понимают. Они забитые. Сначала их била советская власть, потом просто Москва.”
Регионалисты в сообществе “Многополярная Россия. Пора вернуть эту землю себе!” в этой связи указывают, что “этот мимоходом оброненный пассаж интересен тем, что Д.Е. Галковский не был ранее заподозрен в симпатиях к регионализму и последовательно позиционировал себя как московский патриот и националист державно-унитарного типа. Таким образом, регионалистские взгляды, в той или иной форме, все больше превращаются в мейнстрим разумного национального дискурса, даже базирующегося в Москве”.
Во-первых, замечу, что я не «московский патриот» – для меня это выражение просто смешно и звучит так же как «ярославское правосудие» или «буржуазная математика».
Во-вторых, я никакой не «националист державно-унитарного типа», а космополит, о чём заявлял неоднократно.
Но дело не в этом.
На мой взгляд, в РФ существует совершенно фантастическое представление о технике государственного устройства. Это легко объясняется историей России в ХХ веке, но тяжело так заблуждаться в веке ХХI.
Первым делом, люди напрочь не понимают, что такое «столица». НАПРОЧЬ. То есть для них «Москва» это какая-то Тверь, Казань или Вологда, почему-то возвысившаяся над другими городами и жирующая, а главное – диктующая свою волю. Но сущность столицы иная. Столица НЕ МОЖЕТ быть конкурентом региональным центрам. Одной из первых европейских столиц (если не первой) был Париж. До этого существовали только полисы. Полисы могли разрастаться в мегаполисы, но и в этом случае они не превращались в столицы, а были очень большими городами с контролируемым хинтерландом. Париж это другое. Монтень писал:
«Я никогда не забываю о том, что сколько бы я ни ополчался на Францию, Париж мне по-прежнему мил; я отдал ему свое сердце еще в дни моего детства. И с ним произошло то, что всегда происходит с замечательными вещами: чем больше прекрасных городов я с той поры видел, тем больше красоты этого города властвуют надо мной и овладевают моей любовью. Я люблю его самого по себе, и больше в его естественном виде, чем приукрашенным чужеземною пышностью. Я люблю его со всей нежностью, даже его бородавки и родимые пятна. Ведь я француз только благодаря этому великому городу: великому - численностью своих обитателей, великому - своим на редкость удачным местоположением, но сверх всего великому и несравненному своими бесчисленными и разнообразнейшими достоинствами: это слава Франции, одно из благороднейших украшений мира. Да отвратит от него господь наши раздоры! Целостный и единый, он огражден, по-моему, от всяких других напастей. Я убежден, что из всех наших партий наихудшей окажется именно та, которая ввергнет его в наши распри. И никакой враг, на мой взгляд, ему не опасен, кроме него самого. И я боюсь за него столько же, сколько за всякую другую часть нашего государства. Пока он стоит, я не буду иметь недостатка в убежище, где бы я мог испустить последний мой вздох, убежище, способном вознаградить меня с лихвою за потерю любого другого».
Напомню, что сам Монтень был из Бордо, участвовал в местном самоуправлении и региональный сепаратизм тогда был серьёзнейшей проблемой.
Но он понимал, что любой француз - парижанин. Если он переедет из Бордо в Тулузу, то будет там чужаком, на ассимиляцию ему потребуется ЖИЗНЬ. А в Париже нет лионцев или марсельцев. Там есть «провинциалы», которые очень быстро (за ГОД) превращаются в парижан. У парижан нет никакого соперничества и комплексов, они обламывают приехавших «на новенького», но и только. И если Бордо исчезнет, то родной город у Монтеня всё равно останется. Столица – ЭТО ВТОРОЙ РОДНОЙ ГОРОД. УБЕЖИЩЕ.
Соперничество с Москвой глупо, потому что житель любого города РФ - москвич. Это его дополнительное измерение. ЕГО столица. Новосибирск может соперничать с Красноярском. Но с Москвой может соперничать только Питер, и то только потому, что длительное время был столичным городом.
Соответственно, если провалится столица, то провалится не только вторая родина, провалится родина как таковая. Потому что Тверь – Красноярск – Новороссийск связаны друг с другом КРОВНО через Москву. Так, кстати, и получилось во Франции – пока чудили на окраинах, Франция была незыблема (Монтень жил в эпоху религиозных войн – на самом деле перманентных полисных «революций»), но как только революция произошла в Париже – рухнуло всё. Во Франции стали исчезать целые города (например, был приказ полностью уничтожить огромный Лион).
Проблема «Москва – регионы» есть, но проблема не в Москве как таковой, а в том, что она до сих пор является столицей несуществующего СССР. Во главе тут Лужко, Орджоникидзе, Цой, Церетели, которым Таджикистан и Аджария так же близки, как Красноярск и Владивосток, а то и поболее. Потому что второй круг Москвы это Тбилиси, Минск, Ташкент – столицы республик. Это столица столиц. Среди этого великолепия думать о каком-то Челябинске некогда. Да и о Серпухове некогда – бублик московской области от Москвы бесконечно далеко. В лучшем случае от него надо отгрызать куски поближе и послаще. Лужко в силу своего культурного уровня никогда не был и не будет москвичом, русскую столицу он не любит и не понимает. Столица для него это «федеральная собственность» с которой он борется. О его отношении к московскому ландшафту и архитектуре я и не говорю. Дело не в воровстве (это само собой), дело в том, что Лужко город до фени. Как Тамбову до фени Луганск. Он сделал карьеру в «столице СССР» так к Москве и относится. Севастополь ему близок не потому что это русский город, а потому что это УССР. И карьеру он сделал как столичный ренегат - синтетическая фигура национальных мафий в Москве.
Теперь о местных финансах. Все знают, что такое колония. У колонии две задачи: во-первых, там всё должно быть ТИХО. Наводнения, голодовки, восстания в колониях это непорядок. За это генерал-губернатора по головке не поглядят. Он поставлен следить, чтоб непорядков не было. Во-вторых, колония, кроме использования в качестве военного плацдарма, должна, по возможности, давать прибыль. Часть прибыли выкачивается путём неравноценной торговли – от пушнины за стеклярусные бусы, до нефти за сравнительно ничтожные бриллианты для местной компрадорской буржуазии. Другая часть прибыли выжимается прессом ясака. Каждый населённый пункт в колонии обкладывается налогом. Часть ясака идёт на то, чтобы всё было тихо. Из этих средств могут и хлебушка подбросить и железную дорогу построить. Другая часть идёт непосредственно в метрополию.
Но дело не в этом. В любом случае такая система уродует местную экономику. Колонии развиваются неправильно, после получения независимости часто и долго болеют. Потому что там на корню убивается экономическая инициатива. Депрессивный регион всё равно получит денюшку из стабилизационного фонда генерал-губернатора, богатый регион отдаст три шкуры. Особо париться нет смысла. Именно такая система сохранилась в России, причём она по какой-то насмешке объявлена ФЕДЕРАЦИЕЙ. Подобная система губит всё на корню. Регионы-доноры не могут толком развиться, а депрессивные регионы существуют в неизменном виде десятилетия, прекрасно зная, что плохо будет всегда, но очень плохо не будет никогда. При всей возне со свободными экономическими зонами в РФ так и не удалось создать ни одного оазиса процветающей и саморазвивающейся экономики.
Разумеется, от такого положения страдает и столица. Из-за превращения в главный распределительный центр здесь концентрируются огромные капиталы, но Москва может строить только офисы – на ней висит груз экономического окормления десятков депрессивных регионов.
Из такого положения вытекает непонимание самой сути федерации. Федеративные области это или результат изначального союза независимых территорий, - чего в русской истории нельзя увидеть даже под лупой, - или это особые районы, каковых заведомо мало. Таких стоящих на голове уникумов в субъектах Федерации можно насчитать процентов 15%. Это районы компактного проживания национальных меньшинств, анклав Калининграда, некоторые районы крайнего Севера. Все они за свою автономию, как и везде в мире должны с центром РАСПЛАЧИВАТЬСЯ. Слабые регионы расплачиваться сужением прав: отсутствие выборов в Думу, особой денежной единицей, ограничениями в перемещении. Сильные – расплачиваться отчислениями в казну. За привилегии надо платить.
Вместо этого русским под соусом высосанной из пальца федерации навязывается консервация колониальной схемы распределения ресурсов. И при этом ещё чего-то вякают про региональную автономию и злокозненную Москву. Оставление средств на местах УКРЕПИТ централизацию государства. Между регионами возникнет нормальная экономическая миграция, экономика областей начнёт саморегулироваться, возникнут регионы с быстрорастущей экономикой, экономика огромной Москвы начнёт заниматься делом, провинция тоже перестанет ковырять в носу и мечтать о независимом Урюпинске. Везде появятся Хозяева. А вот это для распределялкиных НОЖ ОСТРЫЙ. Не то что на уровне области – на уровне района. В колонии хозяев не должно быть по определению. Нигде. Все должны стоять у окошек и сдавать ценности / получать ценности. За окошком - добрый иностранный дядя.