Александр Кузьменков
МАРШ СОГЛАСНЫХ
Давеча Александр Минкин прочитал лаурированную яхинскую «Зулейху» и пришел в предсказуемый ужас. Особо шокировала журналиста перловка, «сдобренная щепоткой сала»: «На щепотку сала я наткнулся в метро, и меня могли забрать в милицию за нецензурную брань в общественном месте».
Да что такое щепотка сала? – дешевка это, милый Амвросий!
Гузель Яхина явилась к читателю с мешком открытий чудных. Изловила в сибирской тайге неизвестную орнитологам синегрудую синицу. Выяснила, что елки зимой сбрасывают хвою. Депортировала крымских татар и греков в 1942-м, на два года раньше товарища Сталина (с территории, занятой вермахтом?!). В 1945-м двинула Красную Армию на Париж – маршал Жуков нервно курит. Отрихтовала ханафитский мазхаб, разрешив правоверным вскрывать захоронение. И прочая, прочая, прочая.
А рецензенты народ простой, им кто ни поп, тот и батька, – смозолили ладони в бурных, продолжительных аплодисментах. Павел Басинский: «Сильное и даже мощное произведение. Эта книга втягивает в себя, как водоворот, с первых страниц». Майя Кучерская: «Роман Гузели Яхиной – состоявшаяся профессиональная проза». Ренат Беккин: «Стоит сказать Гузели Яхиной: зур рахмат <большое спасибо – А.К.>».
Советская критика, по верному слову Виктора Шкловского, научилась разбираться в сортах дерьма. Как выяснилось, это не предел падения. Постсоветская критика принялась лепить из означенного продукта конфетку. Будь на то моя воля, я бы выдал всем нашим белинским удостоверения кондитеров шестого разряда: они изо дня в день прилежно украшают кучу фекалий шоколадными розочками, глазурью и цукатами.
Павел Басинский: «Книга бьет по глазам и смущает отсутствием явного смысла… Озадачивает. А это немало». Владислав Толстов: «Как ни глянь, нет здесь материала, скучно до зевоты. Но… оторваться невозможно до последней страницы». Можете еще Алексея Колобродова почитать или Галину Юзефович. Найдете все те же паралогизмы: муж застрелился, кобыла околела – все хорошо, прекрасная маркиза!
Строго говоря, налицо мошенничество, совершенное организованной группой лиц по предварительному сговору: ст. 159 УК РФ, ч. 2. Жаль, что изящная словесность у нас вне правового поля. Как-то попалась мне на глаза красивая метафора: литературная критика охраняет ворота сданной крепости. Те бы слова да Богу в уши. Критики давным-давно чистят сапоги оккупантам за Zigaretten и Büchsenfleisch и весьма собою гордятся, sogar zum Kotzen.
Критик Павел Басинский
Понимаю, что апеллировать к классическим образцам тут наивно, да в старину живали деды веселей своих внучат. Ибо политесов не блюли. Писарев, к примеру: «Стихотворения г. Фета… продадут пудами для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы». Или Буренин: «Это, извольте видеть, называется “футуризмом”. У наглых шутов, занимающихся подобной ахинеей и желающих занять ею читателей, разумеется, одна-единственная цель: им хочется хоть чем-нибудь обратить на себя внимание… Обсуждение их опытов ”футуризма” может происходить только в психиатрических заведениях». Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…
Нынче в распоряжении литературного ОТК остался единственный штамп: «высший сорт». Корпоративная этика – точь-в-точь из Окуджавы: восклицать, восхищаться и высокопарных слов не опасаться. Нет бездарей в русских селеньях! Забыли мы, товарищи, чему учил дорогой Леонид Ильич с трибуны XXV партсъезда: «Настоящий талант встречается редко». На язык просится традиционный вопрос: кто виноват?
Версия первая: низкая квалификация критиков. Лаяться, господа, надо умеючи: иметь представление о тонкостях живаго великорусскаго да худо-бедно знать матчасть (хотя бы историю, как в случае Яхиной). Не всякому дано, знаете ли. Проще и дешевле намалевать на фотке прозаика (варианты: поэта, драматурга) достоевскую бороду (варианты: пушкинские бакенбарды, чеховское пенсне). Искусство, доступное любому первокласснику (примеры см. выше).
Версия вторая: голый интерес бессердечного чистогана. Издатели на PR не скупятся, а критики тоже люди, кушать хотят, – и с особым цинизмом выдают карася за порося. Коллега Данилкин, парень молодой и продвинутый, давно и прочно подменил литературно-критический анализ копирайтингом, и редкая книжка обходится без его афористического слогана. Вроде этих: «завораживающая чеканная проза», «золотовалютные резервы русской литературы». Плавали, знаем: свежее дыхание облегчает понимание, киска купила бы «Вискас», и новый Гоголь явился. Ги Дебор достоин мемориальной доски за архиверную дефиницию «la marchandise comme spectacle» – товар как спектакль.
Между прочим, слоган – не самая скверная разновидность современной литературной критики. По крайней мере, выглядит броско.
Хуже, коли критик забредает в интеллектуальные дебри. Как Алиса Ганиева: «симулятивная гиперреальность», «архитектоническое меню», «апокалипсическая интенция»… Ну, вы поняли: оне хочут свою образованность показать и всегда говорят об непонятном. В свете кумулятивного экфрасиса и турбулентного катарсиса оно выходит вполне имманентно и даже пубертатно, хотя и не без некоторого оттенка люцидной амбиваленции. Но моментально возникает апокалипсическая интенция в виде пролонгированной кататонии.
Еще чаще коллег заносит в дебри метафизические, и тогда начинается та-акое – хошь святых выноси. Лев Данилкин: «Текст-проект, с помощью которого пишущий-смотрящий пытается сам стать Словом». Валерия Пустовая: «Игнорирование предельных основ рассуждения позволяет не мучиться ни умом, ни совестью по поводу прокравшейся в патетику победительной власти двойной логики. Релятивное отношение к содержанию победительной правды приводит к нелепому сближению пафоса выкриков из трюма и окриков от руля». Пусть бросит в меня камень тот, кто понял этот бред беременного матроса.
Не менее популярны у критиков слова-амебы – аморфные и ничего не значащие. Владимир Василевский: «Книга в первую очередь атмосферная». Откройте в инете, коли не лень, «Словарь литературоведческих терминов» на букву «А»: акростих есть, аллитерация есть, анекдот и антигерой налицо. И даже замысловатый артэскейпизм присутствует. Но атмосферы, воля ваша, днем с огнем не сыскать: это категория далеко не филологическая. Подробности у Ремарка: воздух, который накачивают в баллоны. И только.
Избыток словесной шелухи – не от хорошей, в общем-то, жизни. Пропеть осанну там, где уместна лишь анафема, – высший пилотаж. Опять-таки не всякому дано. Приходится подменять аргументы псевдоинтеллектуальным волапюком или извитием пустопорожних словес.
Лев Данилкин
Справедливости ради замечу, что есть похвальные исключения из общего правила. Вернее, были. Профи с врожденной презумпцией недоверия. Умные, точные, злые, бескомпромиссные: Роман Арбитман, Андрей Немзер, Валерия Жарова. Однако первый занялся кинокритикой, второй переключился на историю литературы, а барышня подалась в культурные обозреватели. «А» упала, «Б» пропала – кто остался на трубе? Ну, Сергей Морозов из Новокузнецка: не глуп, издателями вроде бы не ангажирован и за словом в карман не лезет. А больше, пожалуй, добрым словом помянуть некого.
Когда ж мужик не Блюхера и не милорда глупого, а весь Союз писателей по кочкам понесет? Вопрос риторический, а стало быть, праздный...
Наизусть знаю: мне в очередной раз инкриминируют нетерпимость. Кто б еще вспомнил, что дом терпимости есть бордель.
P.S. Еще два слова про Яхину. Думаете, отдали коллеги свою голубицу на растерзание садюге Минкину? Хрен по деревне, два по селу. Адвокатом потерпевшей выступил все тот же Басинский: щас, типа, аз воздам дилетанту. И воздал, мало не покажется: «Это не критика, а ковыряние пальцем в салате». Довод убойной силы, ага. Дальше тоже не слабо: «Даю авторитетную справку: “Нутряное свиное сало… легко крошится, в отличие от цельных кусков обычного сала, которое можно разрезать только ножом”. Учиться, учиться и учиться!» Давно на свете живу, но ни разу не видел, чтобы нутряное сало ели сырым, предварительно не перетопив. Врачу, исцелися сам – поковыряй пальцем в смальце…
МАРШ СОГЛАСНЫХ
Давеча Александр Минкин прочитал лаурированную яхинскую «Зулейху» и пришел в предсказуемый ужас. Особо шокировала журналиста перловка, «сдобренная щепоткой сала»: «На щепотку сала я наткнулся в метро, и меня могли забрать в милицию за нецензурную брань в общественном месте».
Да что такое щепотка сала? – дешевка это, милый Амвросий!
Гузель Яхина явилась к читателю с мешком открытий чудных. Изловила в сибирской тайге неизвестную орнитологам синегрудую синицу. Выяснила, что елки зимой сбрасывают хвою. Депортировала крымских татар и греков в 1942-м, на два года раньше товарища Сталина (с территории, занятой вермахтом?!). В 1945-м двинула Красную Армию на Париж – маршал Жуков нервно курит. Отрихтовала ханафитский мазхаб, разрешив правоверным вскрывать захоронение. И прочая, прочая, прочая.
А рецензенты народ простой, им кто ни поп, тот и батька, – смозолили ладони в бурных, продолжительных аплодисментах. Павел Басинский: «Сильное и даже мощное произведение. Эта книга втягивает в себя, как водоворот, с первых страниц». Майя Кучерская: «Роман Гузели Яхиной – состоявшаяся профессиональная проза». Ренат Беккин: «Стоит сказать Гузели Яхиной: зур рахмат <большое спасибо – А.К.>».
Советская критика, по верному слову Виктора Шкловского, научилась разбираться в сортах дерьма. Как выяснилось, это не предел падения. Постсоветская критика принялась лепить из означенного продукта конфетку. Будь на то моя воля, я бы выдал всем нашим белинским удостоверения кондитеров шестого разряда: они изо дня в день прилежно украшают кучу фекалий шоколадными розочками, глазурью и цукатами.
Павел Басинский: «Книга бьет по глазам и смущает отсутствием явного смысла… Озадачивает. А это немало». Владислав Толстов: «Как ни глянь, нет здесь материала, скучно до зевоты. Но… оторваться невозможно до последней страницы». Можете еще Алексея Колобродова почитать или Галину Юзефович. Найдете все те же паралогизмы: муж застрелился, кобыла околела – все хорошо, прекрасная маркиза!
Строго говоря, налицо мошенничество, совершенное организованной группой лиц по предварительному сговору: ст. 159 УК РФ, ч. 2. Жаль, что изящная словесность у нас вне правового поля. Как-то попалась мне на глаза красивая метафора: литературная критика охраняет ворота сданной крепости. Те бы слова да Богу в уши. Критики давным-давно чистят сапоги оккупантам за Zigaretten и Büchsenfleisch и весьма собою гордятся, sogar zum Kotzen.
Критик Павел Басинский
Понимаю, что апеллировать к классическим образцам тут наивно, да в старину живали деды веселей своих внучат. Ибо политесов не блюли. Писарев, к примеру: «Стихотворения г. Фета… продадут пудами для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы». Или Буренин: «Это, извольте видеть, называется “футуризмом”. У наглых шутов, занимающихся подобной ахинеей и желающих занять ею читателей, разумеется, одна-единственная цель: им хочется хоть чем-нибудь обратить на себя внимание… Обсуждение их опытов ”футуризма” может происходить только в психиатрических заведениях». Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…
Нынче в распоряжении литературного ОТК остался единственный штамп: «высший сорт». Корпоративная этика – точь-в-точь из Окуджавы: восклицать, восхищаться и высокопарных слов не опасаться. Нет бездарей в русских селеньях! Забыли мы, товарищи, чему учил дорогой Леонид Ильич с трибуны XXV партсъезда: «Настоящий талант встречается редко». На язык просится традиционный вопрос: кто виноват?
Версия первая: низкая квалификация критиков. Лаяться, господа, надо умеючи: иметь представление о тонкостях живаго великорусскаго да худо-бедно знать матчасть (хотя бы историю, как в случае Яхиной). Не всякому дано, знаете ли. Проще и дешевле намалевать на фотке прозаика (варианты: поэта, драматурга) достоевскую бороду (варианты: пушкинские бакенбарды, чеховское пенсне). Искусство, доступное любому первокласснику (примеры см. выше).
Версия вторая: голый интерес бессердечного чистогана. Издатели на PR не скупятся, а критики тоже люди, кушать хотят, – и с особым цинизмом выдают карася за порося. Коллега Данилкин, парень молодой и продвинутый, давно и прочно подменил литературно-критический анализ копирайтингом, и редкая книжка обходится без его афористического слогана. Вроде этих: «завораживающая чеканная проза», «золотовалютные резервы русской литературы». Плавали, знаем: свежее дыхание облегчает понимание, киска купила бы «Вискас», и новый Гоголь явился. Ги Дебор достоин мемориальной доски за архиверную дефиницию «la marchandise comme spectacle» – товар как спектакль.
Между прочим, слоган – не самая скверная разновидность современной литературной критики. По крайней мере, выглядит броско.
Хуже, коли критик забредает в интеллектуальные дебри. Как Алиса Ганиева: «симулятивная гиперреальность», «архитектоническое меню», «апокалипсическая интенция»… Ну, вы поняли: оне хочут свою образованность показать и всегда говорят об непонятном. В свете кумулятивного экфрасиса и турбулентного катарсиса оно выходит вполне имманентно и даже пубертатно, хотя и не без некоторого оттенка люцидной амбиваленции. Но моментально возникает апокалипсическая интенция в виде пролонгированной кататонии.
Еще чаще коллег заносит в дебри метафизические, и тогда начинается та-акое – хошь святых выноси. Лев Данилкин: «Текст-проект, с помощью которого пишущий-смотрящий пытается сам стать Словом». Валерия Пустовая: «Игнорирование предельных основ рассуждения позволяет не мучиться ни умом, ни совестью по поводу прокравшейся в патетику победительной власти двойной логики. Релятивное отношение к содержанию победительной правды приводит к нелепому сближению пафоса выкриков из трюма и окриков от руля». Пусть бросит в меня камень тот, кто понял этот бред беременного матроса.
Не менее популярны у критиков слова-амебы – аморфные и ничего не значащие. Владимир Василевский: «Книга в первую очередь атмосферная». Откройте в инете, коли не лень, «Словарь литературоведческих терминов» на букву «А»: акростих есть, аллитерация есть, анекдот и антигерой налицо. И даже замысловатый артэскейпизм присутствует. Но атмосферы, воля ваша, днем с огнем не сыскать: это категория далеко не филологическая. Подробности у Ремарка: воздух, который накачивают в баллоны. И только.
Избыток словесной шелухи – не от хорошей, в общем-то, жизни. Пропеть осанну там, где уместна лишь анафема, – высший пилотаж. Опять-таки не всякому дано. Приходится подменять аргументы псевдоинтеллектуальным волапюком или извитием пустопорожних словес.
Лев Данилкин
Справедливости ради замечу, что есть похвальные исключения из общего правила. Вернее, были. Профи с врожденной презумпцией недоверия. Умные, точные, злые, бескомпромиссные: Роман Арбитман, Андрей Немзер, Валерия Жарова. Однако первый занялся кинокритикой, второй переключился на историю литературы, а барышня подалась в культурные обозреватели. «А» упала, «Б» пропала – кто остался на трубе? Ну, Сергей Морозов из Новокузнецка: не глуп, издателями вроде бы не ангажирован и за словом в карман не лезет. А больше, пожалуй, добрым словом помянуть некого.
Когда ж мужик не Блюхера и не милорда глупого, а весь Союз писателей по кочкам понесет? Вопрос риторический, а стало быть, праздный...
Наизусть знаю: мне в очередной раз инкриминируют нетерпимость. Кто б еще вспомнил, что дом терпимости есть бордель.
P.S. Еще два слова про Яхину. Думаете, отдали коллеги свою голубицу на растерзание садюге Минкину? Хрен по деревне, два по селу. Адвокатом потерпевшей выступил все тот же Басинский: щас, типа, аз воздам дилетанту. И воздал, мало не покажется: «Это не критика, а ковыряние пальцем в салате». Довод убойной силы, ага. Дальше тоже не слабо: «Даю авторитетную справку: “Нутряное свиное сало… легко крошится, в отличие от цельных кусков обычного сала, которое можно разрезать только ножом”. Учиться, учиться и учиться!» Давно на свете живу, но ни разу не видел, чтобы нутряное сало ели сырым, предварительно не перетопив. Врачу, исцелися сам – поковыряй пальцем в смальце…