Игорь Манцов
Материнское
По «Культуре» давали «Андрея Рублёва»: посмотрел кусками, после очень большого перерыва. Поразила интонация «я талантлив», «я художник» и «я юный тонко организованный принц», нечто эдакое.
Отливающий колокола юноша Бориска, который вечно на всех ругается, приговаривая «отец мне передал секрет творчества», художник Рублёв, делающий то же самое в старческо-страдательном режиме («Я же для людей! А они, неблагодарные!»), обличающий власть скоморох или люто завидующий Рублёву коллега – всё они проекции внутреннего ребёнка автора фильма, Андрея Тарковского.
Собственно, в картине имеют смысл только эти многочисленные «деятели культуры», да ещё удивительная работа с категорией «время», которую Тарковский умел делать как никто.
Но что есть заклинания «я талантлив» и «я принц» в психологическом смысле, откуда они?
Они – производные от материнского любования деточкой. Это базовая материнская интенция: «Моя деточка - принц (принцесса), он (она) обязан стать царём (царицею)». Тут страшная мистерия «Материнские Ожидания». Она универсальная.
Это инфантильные, ибо неопознанные в качестве чужих и навязанных, материнские по происхождению оценки со схемами поведения. Тут не сам Андрей Тарковский, который зачастую и гений, и тонкий, и умный. Тут подселившееся в душу родоплеменное, а конкретнее, материнское.
Если расширить, мать не обязательно биологическая, не только лишь человеческий субъект. Бытуют такие производные как «Мать-Сыра-Земля», «Родина-Мать», «Мать-Церковь».
У моего земляка Глеба Успенского есть кошмарный в своей откровенности текст «Власть земли». Успенский рассуждает о «той необыкновенной лёгкости существования, благодаря которой мужик Селянинович мог сказать: «меня любит мать сыра земля»».
А далее: «И точно любит: она забрала его в руки без остатка, всего целиком, но зато он и не отвечает ни за что, ни за один свой шаг. Раз он делает так, как велит его хозяйка-земля, он ни за что не отвечает: он убил человека, который увёл у него лошадь, и невиновен, потому что без лошади нельзя приступить к земле; у него перемерли все дети – он опять не виноват: не родила земля, нечем кормить было: он в гроб вогнал вот эту свою жену – и невиновен: дурра, не понимает в хозяйстве, ленива, через неё стало дело, стала работа. А хозяйка-земля требует этой работы, не ждёт. Словом, если только он слушает того, что велит ему земля, он ни в чём не виновен: а главное – какое счастье не выдумывать себе жизни, не разыскивать интересов и ощущений, когда они сами приходят к тебе каждый день, едва только открыл глаза! …Ни за что не отвечая, ничего сам не придумывая, человек живёт только слушаясь…»
Коротко говоря, «материнское» обещает безопасность (как правило, ложную) и требует в обмен полного послушания, то есть реализации некоей родоплеменной программы. «Материнское» всегда обрабатывается в духе тотальной идеализации и, соответственно, требует от ребёнка идеального поведения в комплекте с идеальными результатами. Именно по этим признакам мы и отличим материнское где угодно и когда угодно.
По моему скромному разумению, канонические Евангелия как раз про это. Рискну даже сказать: только про это. «Родина-мать» настойчиво напоминает Иисусу Христу о том, что он принц, которому предназначено стать царём. Такова его, что называется, карма. Подвиг в том, чтобы этой карме и этому материнскому ожиданию противиться. Регулярно взаимодействуя со своим «Небесным Отцом», то есть внутренней сущностью, Иисус сопротивляется карме до конца, ценою жизни, не предавая свободы. Издевательская табличка «Царь Иудейский» на кресте – своего рода месть и напоминание о «сыновнем долге».
Наблюдение за реальными матерями-современницами, и даже наилучшими из них, удручает. Как правило, детей заводят для того, чтобы уже с момента рождения хвастаться фотками в социальных сетях, предъявлять фотки и видео соседям и сослуживицам.
Потом начинается новый этап: «А мой поступил в МГУ!» - «Мой в Бауманку!!» - «Но моя-то вышла замуж за квази-миллионера, сдуйтесь!!!»
Подобное агрессивное психо-подселение в комплекте с материнским программированием совершенно не осознаётся в России, но именно оно является причиной и основанием всего комплекса тутошних проблем.
Дело даже не в том, что «материнское» может потребовать жертвенности, например. Времена не те, «материнское» коварно и хитроумно приспосабливается к обывательскому стандарту и потому уже не потребует. Ужас в том, что оно властно заказывает готовые схемы поведения, мыслит в категориях кармы и протухших стандартов.
Именно этим, например, объясняется позорное возвращение давно изжившей себя советской образности, по всем фронтам, на всех направлениях. Уж на что я благодарный сын Советского Союза, но тоже не выдерживаю мёртвой риторики, мёртвых концертов в телеке, прочего иного, что Родина-мать предписывает своим обретшим вкус к патриотизму сынам и дочерям.
Если бы русские люди, кстати, внимательно и непредвзято читали Евангелие, а не только лишь перебрасывались плохо осознанными праздничными слоганами, проблем было бы куда меньше.
Отсюда же и невероятно низкий уровень креативности, свежих идей: снова угодили в колесо сансары.
Для наглядности покажу, насколько хорошо осознаётся обозначенная проблема в безбожно третируемой здесь Америке. Знаменитая картина Альфреда Хичкока «Психо» не стремится, в отличие от, скажем, «Рублёва» к всеохватной духовности, которая на деле, как показано выше, оборачивается инфантильной манифестацией материнской мечты о «самом лучшем и самом управляемом мальчике». Манифестацией, уточню, совершенно не осознанной.
«Психо» это как бы жанровая как бы поделка и как бы для заработка. Но. Это полностью осознанная «поделка» ( /www.kultpro.ru/item_157/ ).
Хичкок находится на совершенно иной ступени психологического развития, нежели Тарковский. Хичкок знает/уважает даже и Маркса с его абсолютно работающей теорией отчуждения человека от самого себя при буржуазном порядке вещей. В первой половине картины женщина по имени Марион ворует деньги, которые, по сути, забирают у неё душу. Пакет с деньгами овладевает дамочкой, и это, конечно же, осознанное религиозное высказывание Хичкока. Марксистское и христианское одновременно.
Внимание! Суть не в том, что она украла, а в том, что добровольно рассталась с Душою. Хичкок целеустремлённо делает это, что, между прочим, уверенно считывает и высоко оценивает советский рецензент (смотри цитату в указанной выше моей статье).
Дьявольский пакет закономерно приводит потерявшую душу женщину в Нижний Мир, где обитает такой же, как и она, зомби по имени Норман. Парня контролирует другая мёртвая сущность – «материнское». Сущность ещё более страшная, ибо, в отличие от денег, незапятнанная, окружённая ореолом святости.
Материнское предписывает Норману любить чучела животных и ненавидеть красивых женщин из плоти и крови. Любопытно, что психотип/пластика Энтони Перкинса и Николая Бурляева, играющего в «Рублёве» Бориску – совпадают! Два зависимых от «материнского» невротика: один осознанный автором в этом качестве, второй не осознанный.
Один дан в режиме холодной аналитики, замаскированной под триллер, под криминальную страшилку. Второй, то есть Бориска, дан восторженным подростком, с которым автор всем своим существом совпадает, сливается.
Крайне любопытна следующая сюжетная проговорка: Бориска на самом деле никакого Секрета мастерства не знает, он действует именно как одержимый, словно им кто-то управляет. Нервный сын, вынужденный соответствовать заоблачным материнским ожиданиям и оттого вечно психующий: «Молчать! Накажу! Выпороть!»
Так вот, Бориской управляет то же самое «материнское», что и в картине Хичкока. Но просто Андрей Тарковский глубинный механизм «гениальности» утаивает сам от себя. Вытесняет. Неслучайно и то, что «Рублёв» сработан как высокохудожественная калька с Бергмана/Антониони/Кавалеровича/Бунюэля: «колесо сансары», санкционированные матерью поведенческие стандарты.
Материнское
По «Культуре» давали «Андрея Рублёва»: посмотрел кусками, после очень большого перерыва. Поразила интонация «я талантлив», «я художник» и «я юный тонко организованный принц», нечто эдакое.
Отливающий колокола юноша Бориска, который вечно на всех ругается, приговаривая «отец мне передал секрет творчества», художник Рублёв, делающий то же самое в старческо-страдательном режиме («Я же для людей! А они, неблагодарные!»), обличающий власть скоморох или люто завидующий Рублёву коллега – всё они проекции внутреннего ребёнка автора фильма, Андрея Тарковского.
Собственно, в картине имеют смысл только эти многочисленные «деятели культуры», да ещё удивительная работа с категорией «время», которую Тарковский умел делать как никто.
Но что есть заклинания «я талантлив» и «я принц» в психологическом смысле, откуда они?
Они – производные от материнского любования деточкой. Это базовая материнская интенция: «Моя деточка - принц (принцесса), он (она) обязан стать царём (царицею)». Тут страшная мистерия «Материнские Ожидания». Она универсальная.
Это инфантильные, ибо неопознанные в качестве чужих и навязанных, материнские по происхождению оценки со схемами поведения. Тут не сам Андрей Тарковский, который зачастую и гений, и тонкий, и умный. Тут подселившееся в душу родоплеменное, а конкретнее, материнское.
Если расширить, мать не обязательно биологическая, не только лишь человеческий субъект. Бытуют такие производные как «Мать-Сыра-Земля», «Родина-Мать», «Мать-Церковь».
У моего земляка Глеба Успенского есть кошмарный в своей откровенности текст «Власть земли». Успенский рассуждает о «той необыкновенной лёгкости существования, благодаря которой мужик Селянинович мог сказать: «меня любит мать сыра земля»».
А далее: «И точно любит: она забрала его в руки без остатка, всего целиком, но зато он и не отвечает ни за что, ни за один свой шаг. Раз он делает так, как велит его хозяйка-земля, он ни за что не отвечает: он убил человека, который увёл у него лошадь, и невиновен, потому что без лошади нельзя приступить к земле; у него перемерли все дети – он опять не виноват: не родила земля, нечем кормить было: он в гроб вогнал вот эту свою жену – и невиновен: дурра, не понимает в хозяйстве, ленива, через неё стало дело, стала работа. А хозяйка-земля требует этой работы, не ждёт. Словом, если только он слушает того, что велит ему земля, он ни в чём не виновен: а главное – какое счастье не выдумывать себе жизни, не разыскивать интересов и ощущений, когда они сами приходят к тебе каждый день, едва только открыл глаза! …Ни за что не отвечая, ничего сам не придумывая, человек живёт только слушаясь…»
Коротко говоря, «материнское» обещает безопасность (как правило, ложную) и требует в обмен полного послушания, то есть реализации некоей родоплеменной программы. «Материнское» всегда обрабатывается в духе тотальной идеализации и, соответственно, требует от ребёнка идеального поведения в комплекте с идеальными результатами. Именно по этим признакам мы и отличим материнское где угодно и когда угодно.
По моему скромному разумению, канонические Евангелия как раз про это. Рискну даже сказать: только про это. «Родина-мать» настойчиво напоминает Иисусу Христу о том, что он принц, которому предназначено стать царём. Такова его, что называется, карма. Подвиг в том, чтобы этой карме и этому материнскому ожиданию противиться. Регулярно взаимодействуя со своим «Небесным Отцом», то есть внутренней сущностью, Иисус сопротивляется карме до конца, ценою жизни, не предавая свободы. Издевательская табличка «Царь Иудейский» на кресте – своего рода месть и напоминание о «сыновнем долге».
Наблюдение за реальными матерями-современницами, и даже наилучшими из них, удручает. Как правило, детей заводят для того, чтобы уже с момента рождения хвастаться фотками в социальных сетях, предъявлять фотки и видео соседям и сослуживицам.
Потом начинается новый этап: «А мой поступил в МГУ!» - «Мой в Бауманку!!» - «Но моя-то вышла замуж за квази-миллионера, сдуйтесь!!!»
Подобное агрессивное психо-подселение в комплекте с материнским программированием совершенно не осознаётся в России, но именно оно является причиной и основанием всего комплекса тутошних проблем.
Дело даже не в том, что «материнское» может потребовать жертвенности, например. Времена не те, «материнское» коварно и хитроумно приспосабливается к обывательскому стандарту и потому уже не потребует. Ужас в том, что оно властно заказывает готовые схемы поведения, мыслит в категориях кармы и протухших стандартов.
Именно этим, например, объясняется позорное возвращение давно изжившей себя советской образности, по всем фронтам, на всех направлениях. Уж на что я благодарный сын Советского Союза, но тоже не выдерживаю мёртвой риторики, мёртвых концертов в телеке, прочего иного, что Родина-мать предписывает своим обретшим вкус к патриотизму сынам и дочерям.
Если бы русские люди, кстати, внимательно и непредвзято читали Евангелие, а не только лишь перебрасывались плохо осознанными праздничными слоганами, проблем было бы куда меньше.
Отсюда же и невероятно низкий уровень креативности, свежих идей: снова угодили в колесо сансары.
Для наглядности покажу, насколько хорошо осознаётся обозначенная проблема в безбожно третируемой здесь Америке. Знаменитая картина Альфреда Хичкока «Психо» не стремится, в отличие от, скажем, «Рублёва» к всеохватной духовности, которая на деле, как показано выше, оборачивается инфантильной манифестацией материнской мечты о «самом лучшем и самом управляемом мальчике». Манифестацией, уточню, совершенно не осознанной.
«Психо» это как бы жанровая как бы поделка и как бы для заработка. Но. Это полностью осознанная «поделка» ( /www.kultpro.ru/item_157/ ).
Хичкок находится на совершенно иной ступени психологического развития, нежели Тарковский. Хичкок знает/уважает даже и Маркса с его абсолютно работающей теорией отчуждения человека от самого себя при буржуазном порядке вещей. В первой половине картины женщина по имени Марион ворует деньги, которые, по сути, забирают у неё душу. Пакет с деньгами овладевает дамочкой, и это, конечно же, осознанное религиозное высказывание Хичкока. Марксистское и христианское одновременно.
Внимание! Суть не в том, что она украла, а в том, что добровольно рассталась с Душою. Хичкок целеустремлённо делает это, что, между прочим, уверенно считывает и высоко оценивает советский рецензент (смотри цитату в указанной выше моей статье).
Дьявольский пакет закономерно приводит потерявшую душу женщину в Нижний Мир, где обитает такой же, как и она, зомби по имени Норман. Парня контролирует другая мёртвая сущность – «материнское». Сущность ещё более страшная, ибо, в отличие от денег, незапятнанная, окружённая ореолом святости.
Материнское предписывает Норману любить чучела животных и ненавидеть красивых женщин из плоти и крови. Любопытно, что психотип/пластика Энтони Перкинса и Николая Бурляева, играющего в «Рублёве» Бориску – совпадают! Два зависимых от «материнского» невротика: один осознанный автором в этом качестве, второй не осознанный.
Один дан в режиме холодной аналитики, замаскированной под триллер, под криминальную страшилку. Второй, то есть Бориска, дан восторженным подростком, с которым автор всем своим существом совпадает, сливается.
Крайне любопытна следующая сюжетная проговорка: Бориска на самом деле никакого Секрета мастерства не знает, он действует именно как одержимый, словно им кто-то управляет. Нервный сын, вынужденный соответствовать заоблачным материнским ожиданиям и оттого вечно психующий: «Молчать! Накажу! Выпороть!»
Так вот, Бориской управляет то же самое «материнское», что и в картине Хичкока. Но просто Андрей Тарковский глубинный механизм «гениальности» утаивает сам от себя. Вытесняет. Неслучайно и то, что «Рублёв» сработан как высокохудожественная калька с Бергмана/Антониони/Кавалеровича/Бунюэля: «колесо сансары», санкционированные матерью поведенческие стандарты.