Игорь Манцов
Мечтательность
Помню, помню учебник истории, на обложке которого изображены были ныне поруганные ИГИЛовцами ворота Пальмиры.
Помню, как принёс из школы пахнущие типографской краской книжечки: «История» пахла наиболее притягательно. Все эти книжечки-учебнички вынуждали полудеревенского паренька мечтать. Как теперь выясняется, о несбыточном.
Я мечтала о морях и кораллах.
Я поесть мечтала суп черепаший.
Я шагнула на корабль, а кораблик
Оказался из газеты вчерашней.
Сегодня министры и директора эрмитажей, все эти сокуровы-мединские-пиотровские предписывают россиянам любовь к Пальмире, к её языческим храмам, камням и руинам. И это из самого смешного!
Что мне Пальмира?
Ничего.
Ориентация новостей и пропаганды именно на массового человечка, вроде меня. Но тут явная потеря ориентации. По мне, так лучше бы подорвали всё это седое или, скорее, полуседое, как настаивает академик Фоменко, язычество.
О, это навязывание памятников, самой даже «идеи Памяти», как чего-то сакрального. Впрочем, в иной социально-психологической ситуации, а хотя бы в советской, - почему бы и нет?!
Но когда «настоящее» заморожено, мечтательный публичный трындёж о будто бы имеющих сакральное значение руинах – раздражает, если не бесит.
Вспоминаю из Юрия Кузнецова:
Но чужие священные камни,
Кроме нас, не оплачет никто.
В контексте сегодняшнего дня звучит пародийно и сильно-сильно великому поэту в минус.
Накликал! Вся внутренняя политика, точнее внутренняя риторика, - плач по чужим камням.
Типа «мечтательные, романтичные русские»…
Типа «хранители традиций»…
Но мы не мечтательные и не романтичные. Ничего мы не хранители. Хотим сегодняшнего здравого смысла. Смерть Пальмире! Не в смысле, конечно, людям. В смысле, кАмням.
Помню, один старенький советский литературовед возмущался картиной Михаила Калатозова «Неотправленное письмо». Там геологи гибли/страдали в сибирской тайге за грядущие успехи, за торжество пятилетки. Литературовед попросту скрипел зубами: «Из-за камушкОв, из-за камушкОв! Столько человеческих страданий/усилий из-за ничтожных камушкОв…»
Будущее тоже фикция. Камни и в будущем, и в прошлом – мусор. Взрывать, перемалывать. На помойку.
Недавно президент России вручал премии за детско-юношеское творчество. В числе прочих получал знаменитый кинопродюсер Сергей Сельянов. Выпустив в прошлом году умопомрачительно плохие кинокартины «Пионеры-герои» и «Парень с нашего кладбища», он полностью сосредоточился на мультипликации. Разного рода «Смешарики» и полнометражный сериал про похождения старинных русских богатырей – в студийном активе. За богатырей, понимаю, и премия.
А в 1986 году, ровно 30 лет тому назад, совсем юному мне жаловался на Сельянова и Макарова, подпольно снявших в Туле, но ещё не смонтировавших «День ангела», один их товарищ по работе над картиной, трепетный интеллигентный еврей: «Сейчас в обеих столицах оформилось и вовсю действует русское национальное движение. Эти двое бывших наших вовсю там активничают. Идеологически готовят отделение России от Советского Союза и торжество русского национализма, ужос-ужос!!»
Я о чём? Торжество русского национализма вылилось в балабановского «Брата» с его неуклюжими агрессивными декларациями и в реально смешного, но дико несправедливого по отношению к Америке «Брата-2».
А закончилось всё пародийным мульт-эпосом про богатырей.
Неужели, именно об этом мечталось русским националистам на заре Перестройки?!
Или всё именно так и задумывалось, или целью как раз было: раздербанить страну, свалить всё на Америку, а потом заняться производством никчёмной псевдофольклорной образности?!
Полагаю, мечтательность была искренней. Ну, а когда шапка оказалась не по сеньке, понизили планку. Впрочем, премия призвана убедить в обратном, в противоположном. Типа, планку всё-таки задрали. Сельянов так, получая, и высказывался. Ну-ну. Самообман, цинизм?
Кинематографическую образность завалили тотально, теперь принялись за мультипликационные бирюльки.
Ещё про кино. В минувшую субботу Первый канал отметил 80-летие режиссёра и актёра Станислава Говорухина самым беспрецедентным образом. За день было показано 3 (три!) его собственных полнометражных картины, плюс восторженная документалка о его творческом почерке.
Извините, такого не было ни при ругаемой Советской власти, ни позже; нигде и никогда!
Говорухин режиссёр средний и много ниже среднего. Один раз, в «Месте встречи…», - хороший. Ни разу – выдающийся. Четыре фильма за световой день – это потому ли, надо понимать, что он особа, приближённая к императору?
Сергей Бондарчук, которого всей кинематографической кодлой свергали на памятном Пятом съезде кинематографистов, где как раз и началась Перестройка, - тоже был особой приближённой к руководителям и, мягко говоря, фаворитом. Но – четыре фильма за световой телевизионный день?! Даже и невозможно представить.
Я к чему? На Пятом съезде неистовствовали мечтатели. Сельянов с Макаровым ещё были не допущены, бушевали там, требовали смены курса, приоритетов и кумиров – иные. Тоже ведь до сих пор влиятельные. Без художественных результатов, но почему-то влиятельные.
И что же, поменяли Бондарчука на Говорухина. Поздравляю.
Но другого кино, как выясняется, у них для нас нет. На днях торжественно вручали «Нику», так там приз за лучшую режиссуру отдали «Концу прекрасной эпохи» - беспредметно-бессмысленному опусу Станислава Сергеевича. Это что же, бонус к юбилею или прямое указание партийно-правительственного руководства?
Всё-всё вернули, только в гротесковых количествах.
Впрочем, пардон. Всё плохое. А хорошее забрали и конвертировали. При Советах наряду с Бондарчуком было много кого ещё. А теперь?
«Куда, куда русскому крестьянину податься?!»
Грамотные мечтатели задолбали.
Кстати, посмотрел я в субботу говорухинского «Ворошиловского стрелка». И о чём же это НА САМОМ ДЕЛЕ?
Вот о чём.
Социального смысла там никакого. Но там страстная бессознательная исповедь стареющего и теряющего силу с авторитетом мужчины, которого напрягают молодые самцы-конкуренты.
Они смеют покушаться на юную красотку в мини-юбке, смеют с нею флиртовать, что «автор» квалифицирует как «изнасилование». На деле, конечно, никакого изнасилования нет в помине: оно драматургически не обеспечено, не подготовлено, а это явный признак авторского волюнтаризма. Верный признак того, что зритель имеет дело с абсолютно «прямым высказыванием». С криком авторской души.
Как результат, протагонист по заданию разъярённого и не смирившегося «автора» - отстреливает молодым самцам-конкурентам причинные места.
Это же вообще не искусство. Или как раз за этот психо-натурализм и боролся Пятый съезд?
Ни один советский редактор такого драматургически необеспеченного «крика души» не пропустил бы.
Любопытно ещё вот что. Киновед Ирина Шилова рассказывала мне, что сразу после премьеры в конце 90-х сделала замечание Говорухину: «Почему изнасилованная девочка приходит к следователю в ещё более короткой мини-юбке? Это невозможно, недостоверно!»
Добавлю, героиня стонет, жалуется своему дедушке: «Мне теперь моё тело противно…» И – тут же одевает мини-юбочку.
Это – «режиссура»? Советская власть закрыла бы подобную ложь на стадии подготовительного периода.
Кстати, по словам Шиловой, Говорухину пришлось с претензией согласиться.
Ясно, а как иначе! Он же умный, чувственный, внимательный, но… слабоватый художник. Не может обуздать простого человеческого интереса к хорошеньким ножкам.
Мечтательность, не искусство.
В «Конце прекрасной эпохи», посмотренном в ту же субботу на Первом, снова мини-юбки, податливые грамотные восторженные девки в бане и – никакого художественного смысла.
То есть никакого вообще.
Очередная вещь о любви к собственным слабостям. Слабость эта, считаю, самая прекрасная. О, женские миниюбки, бельё!
Но кино – это машина по производству смысла, а не индивидуальная мечталка.
В передаче о Говорухине на «Культуре» Сергей Соловьёв заявил, что Станислав Сергеевич знает наизусть всего «Евгения Онегина», и что это несомненный показатель высочайшего культурного уровня.
Читать наизусть «Онегина» и хвалиться этим опять-таки бессмысленным фактом – ровно то же самое, что вздыхать по камням Пальмиры, облизывать их.
Русских откармливают мертвечиной. Чужими неконвертируемыми мечтаниями.
Понравилось когда-то у Сент-Экзюпери: «Господи, прошу не о чудесах и не о миражах, а о силе каждого дня!»
Умоляю.
Если Ты есть.
Мечтательность
Помню, помню учебник истории, на обложке которого изображены были ныне поруганные ИГИЛовцами ворота Пальмиры.
Помню, как принёс из школы пахнущие типографской краской книжечки: «История» пахла наиболее притягательно. Все эти книжечки-учебнички вынуждали полудеревенского паренька мечтать. Как теперь выясняется, о несбыточном.
Я мечтала о морях и кораллах.
Я поесть мечтала суп черепаший.
Я шагнула на корабль, а кораблик
Оказался из газеты вчерашней.
Сегодня министры и директора эрмитажей, все эти сокуровы-мединские-пиотровские предписывают россиянам любовь к Пальмире, к её языческим храмам, камням и руинам. И это из самого смешного!
Что мне Пальмира?
Ничего.
Ориентация новостей и пропаганды именно на массового человечка, вроде меня. Но тут явная потеря ориентации. По мне, так лучше бы подорвали всё это седое или, скорее, полуседое, как настаивает академик Фоменко, язычество.
О, это навязывание памятников, самой даже «идеи Памяти», как чего-то сакрального. Впрочем, в иной социально-психологической ситуации, а хотя бы в советской, - почему бы и нет?!
Но когда «настоящее» заморожено, мечтательный публичный трындёж о будто бы имеющих сакральное значение руинах – раздражает, если не бесит.
Вспоминаю из Юрия Кузнецова:
Но чужие священные камни,
Кроме нас, не оплачет никто.
В контексте сегодняшнего дня звучит пародийно и сильно-сильно великому поэту в минус.
Накликал! Вся внутренняя политика, точнее внутренняя риторика, - плач по чужим камням.
Типа «мечтательные, романтичные русские»…
Типа «хранители традиций»…
Но мы не мечтательные и не романтичные. Ничего мы не хранители. Хотим сегодняшнего здравого смысла. Смерть Пальмире! Не в смысле, конечно, людям. В смысле, кАмням.
Помню, один старенький советский литературовед возмущался картиной Михаила Калатозова «Неотправленное письмо». Там геологи гибли/страдали в сибирской тайге за грядущие успехи, за торжество пятилетки. Литературовед попросту скрипел зубами: «Из-за камушкОв, из-за камушкОв! Столько человеческих страданий/усилий из-за ничтожных камушкОв…»
Будущее тоже фикция. Камни и в будущем, и в прошлом – мусор. Взрывать, перемалывать. На помойку.
Недавно президент России вручал премии за детско-юношеское творчество. В числе прочих получал знаменитый кинопродюсер Сергей Сельянов. Выпустив в прошлом году умопомрачительно плохие кинокартины «Пионеры-герои» и «Парень с нашего кладбища», он полностью сосредоточился на мультипликации. Разного рода «Смешарики» и полнометражный сериал про похождения старинных русских богатырей – в студийном активе. За богатырей, понимаю, и премия.
А в 1986 году, ровно 30 лет тому назад, совсем юному мне жаловался на Сельянова и Макарова, подпольно снявших в Туле, но ещё не смонтировавших «День ангела», один их товарищ по работе над картиной, трепетный интеллигентный еврей: «Сейчас в обеих столицах оформилось и вовсю действует русское национальное движение. Эти двое бывших наших вовсю там активничают. Идеологически готовят отделение России от Советского Союза и торжество русского национализма, ужос-ужос!!»
Я о чём? Торжество русского национализма вылилось в балабановского «Брата» с его неуклюжими агрессивными декларациями и в реально смешного, но дико несправедливого по отношению к Америке «Брата-2».
А закончилось всё пародийным мульт-эпосом про богатырей.
Неужели, именно об этом мечталось русским националистам на заре Перестройки?!
Или всё именно так и задумывалось, или целью как раз было: раздербанить страну, свалить всё на Америку, а потом заняться производством никчёмной псевдофольклорной образности?!
Полагаю, мечтательность была искренней. Ну, а когда шапка оказалась не по сеньке, понизили планку. Впрочем, премия призвана убедить в обратном, в противоположном. Типа, планку всё-таки задрали. Сельянов так, получая, и высказывался. Ну-ну. Самообман, цинизм?
Кинематографическую образность завалили тотально, теперь принялись за мультипликационные бирюльки.
Ещё про кино. В минувшую субботу Первый канал отметил 80-летие режиссёра и актёра Станислава Говорухина самым беспрецедентным образом. За день было показано 3 (три!) его собственных полнометражных картины, плюс восторженная документалка о его творческом почерке.
Извините, такого не было ни при ругаемой Советской власти, ни позже; нигде и никогда!
Говорухин режиссёр средний и много ниже среднего. Один раз, в «Месте встречи…», - хороший. Ни разу – выдающийся. Четыре фильма за световой день – это потому ли, надо понимать, что он особа, приближённая к императору?
Сергей Бондарчук, которого всей кинематографической кодлой свергали на памятном Пятом съезде кинематографистов, где как раз и началась Перестройка, - тоже был особой приближённой к руководителям и, мягко говоря, фаворитом. Но – четыре фильма за световой телевизионный день?! Даже и невозможно представить.
Я к чему? На Пятом съезде неистовствовали мечтатели. Сельянов с Макаровым ещё были не допущены, бушевали там, требовали смены курса, приоритетов и кумиров – иные. Тоже ведь до сих пор влиятельные. Без художественных результатов, но почему-то влиятельные.
И что же, поменяли Бондарчука на Говорухина. Поздравляю.
Но другого кино, как выясняется, у них для нас нет. На днях торжественно вручали «Нику», так там приз за лучшую режиссуру отдали «Концу прекрасной эпохи» - беспредметно-бессмысленному опусу Станислава Сергеевича. Это что же, бонус к юбилею или прямое указание партийно-правительственного руководства?
Всё-всё вернули, только в гротесковых количествах.
Впрочем, пардон. Всё плохое. А хорошее забрали и конвертировали. При Советах наряду с Бондарчуком было много кого ещё. А теперь?
«Куда, куда русскому крестьянину податься?!»
Грамотные мечтатели задолбали.
Кстати, посмотрел я в субботу говорухинского «Ворошиловского стрелка». И о чём же это НА САМОМ ДЕЛЕ?
Вот о чём.
Социального смысла там никакого. Но там страстная бессознательная исповедь стареющего и теряющего силу с авторитетом мужчины, которого напрягают молодые самцы-конкуренты.
Они смеют покушаться на юную красотку в мини-юбке, смеют с нею флиртовать, что «автор» квалифицирует как «изнасилование». На деле, конечно, никакого изнасилования нет в помине: оно драматургически не обеспечено, не подготовлено, а это явный признак авторского волюнтаризма. Верный признак того, что зритель имеет дело с абсолютно «прямым высказыванием». С криком авторской души.
Как результат, протагонист по заданию разъярённого и не смирившегося «автора» - отстреливает молодым самцам-конкурентам причинные места.
Это же вообще не искусство. Или как раз за этот психо-натурализм и боролся Пятый съезд?
Ни один советский редактор такого драматургически необеспеченного «крика души» не пропустил бы.
Любопытно ещё вот что. Киновед Ирина Шилова рассказывала мне, что сразу после премьеры в конце 90-х сделала замечание Говорухину: «Почему изнасилованная девочка приходит к следователю в ещё более короткой мини-юбке? Это невозможно, недостоверно!»
Добавлю, героиня стонет, жалуется своему дедушке: «Мне теперь моё тело противно…» И – тут же одевает мини-юбочку.
Это – «режиссура»? Советская власть закрыла бы подобную ложь на стадии подготовительного периода.
Кстати, по словам Шиловой, Говорухину пришлось с претензией согласиться.
Ясно, а как иначе! Он же умный, чувственный, внимательный, но… слабоватый художник. Не может обуздать простого человеческого интереса к хорошеньким ножкам.
Мечтательность, не искусство.
В «Конце прекрасной эпохи», посмотренном в ту же субботу на Первом, снова мини-юбки, податливые грамотные восторженные девки в бане и – никакого художественного смысла.
То есть никакого вообще.
Очередная вещь о любви к собственным слабостям. Слабость эта, считаю, самая прекрасная. О, женские миниюбки, бельё!
Но кино – это машина по производству смысла, а не индивидуальная мечталка.
В передаче о Говорухине на «Культуре» Сергей Соловьёв заявил, что Станислав Сергеевич знает наизусть всего «Евгения Онегина», и что это несомненный показатель высочайшего культурного уровня.
Читать наизусть «Онегина» и хвалиться этим опять-таки бессмысленным фактом – ровно то же самое, что вздыхать по камням Пальмиры, облизывать их.
Русских откармливают мертвечиной. Чужими неконвертируемыми мечтаниями.
Понравилось когда-то у Сент-Экзюпери: «Господи, прошу не о чудесах и не о миражах, а о силе каждого дня!»
Умоляю.
Если Ты есть.