Старообрядцы подчинялись австрийским иерархам

Старообрядцы подчинялись австрийским иерархам

Оригинал взят у в 88. Старообрядцы подчинялись австрийским иерархам
В новогодние праздники перечитывал моего любимого Павла Ивановича

Прежде в его романе меня привлекали сильные, самобытные, самостоятельные характеры героев. У каждого своя роль в жизни. Глава семьи, хозяйка, дети, невесты, женихи... Теперь же с первых страниц заострил внимание на конфликт в скитах в связи с проникновением австрийских иерархов в структуру русской старообрядческой церкви.

Как-то я все время думал, что старообрядчество возникло в России в средине XVII века из-за . богослужебных реформ и исправлением церковных книг Патриархом Московским Никоном (1653-1654 гг.): триперстное крестное знамение вместо двуперстного, исправление в богослужебных книгах имени Исус на Иисус, крестный ход должен проходить против солнца вместо старого – по солнцу и прочие детали. Многие раскольники, уходившие за границу от преследований русского правительства, стали селиться в Молдавии. По соседству с Галицией молдавские раскольники жили в городе Сучаве и в нескольких близлежащих селениях. Когда в 1777 г., на основании мирного трактата между Австрией и Турцией, часть Сучавского округа вошла в состав австрийских владений. Так часть раскольников-беглопоповцев оказались в Австрии. Император Иосиф II стимулировал переселение всех молдавских старообрядцев в Аавстрию. Был издан указ, по которому молдавским беспоповцам дозволялось в пределах Австрии "совершенно свободное отправление религиозных действий (freie Religions-Exercitium) им, всем их детям и потомкам, вместе с их духовенством". С этого началось создание центра русского старообрядчества в Австрии.

Возникла австрийская иерархия, которая стала развивать экспансию в Россию.

С середины XIX века у русских старообрядцев каждый год появлялись новые епархии с отдельными архиереями, подчинявшиеся австрийским иерархам, которые, в свою очередь, размножали число попов и тем все более и более утверждали в России новое старообрядческое священство. В 1853 г. положено было начало существованию епархии новозыбковской (черниговской), в 1855 г. открыта была епархия саратовская, в 1856 г. учреждены были пермская и казанская епархии. В 1857 г. учреждена епархия кавказская, в 1858 г. открыта епископия коломенская, в 1859 г. открыта епархия балтская. Впоследствии открылись тульская, нижегородская (1876), донская (1879), самарская (1879), измаильская (1879), смоленская (1879), вятская, екатеринославская или, по месту пребывания епископа, калачевская (1889) епархии. Т.е. за короткий срок своего существования в России, австрийская иерархия распространилась от Москвы до Польши, Ирбита и Кавказа, имела уже 10 епархий , до 12 архиереев и множество попов, так что не было почти ни одного раскольничьего селения, которое не имело бы своего собственного священника, подчинявшегося агрессивному австрийскому центру.

Центром иерархии в России сделалась Москва, где сосредоточилась высшая старообрядческая администрация. Здесь учрежден был из нескольких епископов так называемый "духовный освященный собор или совет" (нечто вроде синода). С введением таких порядков изменился и весь вообще строй управления в старообрядческом мире, принявшем новое священство: дела церковные и административные стали переходить из рук мирян в руки духовенства.

Эпос Павла Ивановича разворачивается как раз в это время, когда русское старообрядчество попадает под австрийское влияние.

В очередной раз удивляюсь себе, как изменение моего внутреннего мира меняет восприятие великой русской литературы XIX века. А насколько велико иностранное влияние в старообрядческой секте в наше время?

МЕЛЬНИКОВ-ПЕЧЕРСКИЙ, Павел Иванович (1818-1883)

«В лесах» (1871-1875)

Собр. соч. в 8 т., Москва 1976.



ГЛАВА ВТОРАЯ

— Ума не приложу, Максимыч, что ты говоришь. Право, уж я и не знаю, разводя руками и вставая с дивана, сказала Аксинья Захаровна. — Кто ж это Корягу в попы-то поставил?

— Епископ. Разве не слыхала, что у нас свои архиереи завелись? — сказал Патап Максимыч.

Австрийские-то, что ли? Сумнительны они, Максимыч. Обливанцы, слышь, — молвила Аксинья Захаровна.

— Пустого не мели. Ты, что ли, их обливала?.. — сказал Патап Максимыч.

— У нас, в Комарове, иные обители австрийских готовы принять, вмешалась в разговор Настя. —

Манефа, напившись чайку с изюмом, — была великая постница, сахар почитала скоромным и сроду не употребляла его, — отправилась в свою комнату и там стала расспрашивать Евпраксию о порядках в братнином доме: усердно ли богу молятся, строго ли посты соблюдают, по скольку кафизм в день она прочитывает; каждый ли праздник службу правят, приходят ли на службу сторонние, а затем свела речь на то, что у них в скиту большое расстройство идет из-за австрийского священства: одни обители желают принять епископа Софрония, а другие считают новых архиереев обливанцами, слышать про них не хотят.

— На прошлой неделе, Евпраксеюшка, грех-от какой случился. Не знаю, как и замолят его. Матушка Клеопатра, из Жжениной обители, пришла к Глафириным и стала про австрийское священство толковать, оно-де правильно, надо-де всем принять его, чтоб с Москвой не разорваться, потому-де, что с Рогожского пишут, по Москве-де все епископа приняли. Измарагдушка заспорила: обливанцы, говорит, они — архиереи-то. Спорили матери, спорили, да обе горячие, слово за слово, ругаться зачали, друг с дружки иночество сорвали, в косы. Такой грех — насилу розняли! И пошли с той поры ссоры да свары промеж обителей, друг с дружкой не кланяются, друг дружку еретицами обзывают, из одного колодца воду брать перестали. Грех, да и только!

— А вы как, матушка, насчет австрийского священства располагаете? — робко спросила Евпраксия.

— Мы бы, пожалуй, и приняли, — сказала Манефа. — Как не принять, Евпраксеюшка, когда Москва приняла? Чем станем кормиться, как с Москвой разорвемся? Ко мне же сам батюшка Иван Матвеич с Рогожского писал: принимай, дескать, матушка Манефа, безо всякого сумненья. Как же духовного отца ослушаться?.. Как наши-то располагают, на чем решаются?.. По-моему, и нам бы надо принять, потому что в Москве, и в Казани, на Низу и во всех городах приняли. Разориться Патапушка может, коль не примет нового священства. Никто дел не захочет вести с ним; кредиту не будет, разорвется с покупателями. Так-то!

— Патап Максимыч, кажется мне, приемлет, — отвечала Евпраксия.

— Думала я поговорить с ним насчет этого, да не знаю, как приступиться, — сказала Манефа. — Крутенек. Не знаешь, как и подойти. Прямой медведь.

— Он всему последует, чему самарские, — заметила Евпраксия. — А в Самаре епископа, сказывают, приняли. Аксинья Захаровна сумлевалась спервоначала, а теперь, кажется, и она готова принять, потому что сам велел. Я вот уж другу неделю поминаю на службе и епископа и отца Михаила; сама Аксинья Захаровна сказала, чтоб поминать.

А у Глафириных супрядков разве не было? — спросила Настя.

— Как не бывать! — молвила Фленушка. — Самые развеселые были беседы, парни с деревень прихаживали… С гармониями… Да нашим туда теперь ходу не стало.

— Как так? — удивилась Настя.

Да все из-за этого австрийского священства! — сказала Фленушка. — Мы, видишь ты, задумали принимать, а Глафирины не приемлют, Игнатьевы тоже не приемлют. Ну и разорвались во всем: друг с дружкой не видятся, общения не имеют, клянут друг друга. Намедни Клеопатра от Жжениных к Глафириным пришла, да как сцепится с кривой Измарагдой; бранились, бранились, да вповолочку! Такая теперь промеж обителей злоба, что смех и горе. Да ведь это одни только матери сварятся, мы-то потихоньку видаемся.