Игорь Манцов
Свобода
С любопытством смотрел на Первом канале сериал про Валерия Ободзинского. Там хорошо показана фактически ничем не ограниченная свобода отечественной богемы так называемого «застойного периода».
Ограничены были единственно собственной фантазией.
Параллельно читал вот этот ( /www.peremeny.ru/column/view/978/ ) многосерийный материал о «секте Мирзабая и Абая», об убийстве знаменитого опять-таки в позднесоветские времена актёра-каратиста Талгата Нигматулина. Очень хорошо видно, что граждане СССР, имевшие склонность к нестандартному быту, будь то духовный поиск в режиме эзотерика или в режиме каратэ, чувствовали себя комфортно. До тех пор, конечно, пока дело не доходило до откровенного членовредительства.
И наоборот, так называемые «простаки» не имели «возможностей» только потому, что не имели в голове стандартов, схем поведения. Всё это первоклассно дано в фильме Киры Муратовой «Короткие встречи» - конечно же, самой тонкой и самой глубокой картине отечественного кинематографа.
Геологи во главе с героем Высоцкого достаточно продвинуты: имеют доступ к западной рекламной картинке, где даны стандарты новомодной женской красоты и сопутствующего социального поведения. Даже такой картинки достаточно (!), чтобы вначале «составить представление», а потом отыскать в полном соответствии с Заграничным Образом – модную грамотную любовницу (героиня Муратовой, чиновница из райисполкома).
Деревенские девчонки и парни из фильма такой образностью не располагают («неразвитые»). Соответственно, не располагают «горизонтами восприятия» и «стандартами поведения». Живут поэтому скучновато, несвободно, неудачливо. Некрасиво, если не убого.
Практически всё, что уже три десятилетия говорится так называемыми «либералами» про СССР – гнусь и ложь. Однако, то, что говорится защитничками Советской власти, ложь не в меньшей степени.
Никакой режим не способен контролировать социум и единичного человека тотальным образом. Никакой. Никогда.
Сталинский и брежневский режимы не исключение. Редкая честная Лидия Гинзбург вспоминает про «разгар» сталинских репрессий, когда якобы все умирали со страху и от ненависти. Да ничего подобного, - цитирую Гинзбург по памяти, - регулярно ездили с мужем и другими семейными парами на южные моря, играли, расслаблялись, думали и любили.
Слыхали ли при этом об «ужасах террора»? Что-то где-то погромыхивало, кого-то арестовывали, но это не влияло на повседневность молодых женщин и мужчин радикальным образом.
На 99% сознание и бытие человека определяются «семейным преданием», а не доминирующими идеологическими установками. В этом смысле характерна та непримиримая война, которую ведёт на страницах Евангелий Иисус Христос. Он внутренне и внешне тратится единственно на борьбу с семейными преданиями, которые понимает как главный источник человеческой несвободы. Уводит людей из семей. Отворачивается от претендующих на «особое внимание» и на «особое положение» кровных родственничков.
«Враги человеку домашние его».
Но главное, будучи принцем крови («из колена Давидова»), сам категорически отказывается следовать «заветам отцов» и бороться за царский престол.
А как же «чудеса»?! Те самые, которые так нравятся, которые столь впечатляют/убеждают так называемых «верующих», на деле, кажется, зомбированных маловерных.
Меня чудеса не впечатляют, не трогают. Любые чудеса нивелируются и становятся злом, если человек психологически зависим и проживает чужую жизнь. Тогда через него, даже если он образцовый кудесник и будто бы чист сердцем, - действуют силы Рода, врываются в мир невменяемые стадные вихри.
Иисус Христос знает, что чудеса ничто, чудеса страшны, ежели кудесник одержим семейными преданиями.
Об этом, кажется, не догадывались искренние прорабы Перестройки. Известно, что процентов на 90 журналистский корпус, наиболее активным образом Перестройку обслуживавший, состоял из потомков граждан, репрессированных при Сталине. Чего там было больше: аргументированной аналитики или всё-таки архаической кровной мести?
Ответ очевиден. «Бессознательное» прорабов, включая, кажется, и самого Горбачёва, - определялось исключительно зависимостью от семейного предания, от кровнородственной травмы.
Родственнички, наследнички – люди по определению несвободные. Более того, самые несвободные изо всех возможно несвободных.
Удручает то, что современная РПЦ пропагандирует семью и ставит на семью как на будто бы панацею и заведомое благо. Мало того, что подобное поведение абсолютно противоречит ключевой стратегии Иисуса Христа. Дело ещё и в том, что аутентичная буржуазная семья – по определению клубок змей.
Советская семья тоже была не подарок, но она выполняла роль проводника идей социалистического коллективизма («ячейка общества»). То есть официальная идеология через идею семьи как ячейки – спускалась в малограмотные, испуганные по факту своей психологической неполноценности полудеревенские массы. Так изживалась шизофрения.
Сегодня официальная идеология – «клубок змей», «человек человеку волк». Однако, идея драпируется гигантской розовой соплёю под девизом «возьмёмся за руки друзья», «мама, папа, я дружная семья». Шизофрения, как она есть.
Подавляющее большинство современных прихожан составляют женщины среднего возраста, на бессознательном уровне обеспокоенные единственно возрастной потерей женских чар и готовые любою ценой удерживать своего мужчинку при себе. С этим они приходят в РПЦ, именно эту идею подхватывают чуткие к бессознательным вибрациям служители культа – на выходе обожествление семьи, что чудовищно.
Основные «горизонты» транслируются всегда семьёю. Включая, извиняюсь, и ментальную грязь, и пороки. Запад хорошо знает об этом. Голливуд весь стоит на драматургической структуре Ибсена, который первым показал, какого рода и какого уровня родовое дерьмо отравляет существование потомка-буржуа.
Запад знает и регулярно на эту тему критически высказывается. Но именно Запад получает от тутошних горе-моралистов за якобы безнравственность.
Нетрезвые безответственные люди – нагло выговаривают трезвым и ответственным.
Послушать некоторых тутошних борцов за нравственность – выходит, что мечта любого мужчины заключается в страстном желании совокупиться с мужчиной же, да ещё всеми мыслимыми способами. Откуда такие фантазии у «хороших мальчиков»? У меня такие фантазии не возникают.
Едва я поступил во ВГИК, мастер моего курса, замечательный киновед Лилия Хафизовна Маматова вооружила меня тайным бронебойным оружием: «ОтУчитесь, жЕнитесь на москвичке, Елена Михайловна приготовит Вам местечко в главном киножурнале…»
«Стоп-стоп-стоп, - ошарашенно возразил я. – Но вдруг я захочу жениться не на москвичке? Или вообще не захочу связывать себя этими самыми… как их… узами брака?»
Пауза обоюдного непонимания.
«А если я… САМ?! Без ансамбля».
До этого гордившаяся мной опытная Лилия Хафизовна впервые поглядела сочувственно. Как на дурачка. На дебила.
К тому времени семья в Москве окончательно оформилась как бизнес-проект.
Сегодня уже звучат публичные призывы смириться с фактом потомственной власти, как политической, так и финансовой или социокультурной. Что же, мы не против.
Уходим во внутреннюю эмиграцию, запасаемся американским поп-корном, не без удовольствия наблюдаем за закономерным упадком, за вырождением.
Свобода сегодня как никогда достижима.