Александр Кузьменков
ПРОДУКТИВНЫЙ ЗАПАХ НАВОЗА
«Русскому Букеру» нынче 25. За четверть века своего существования премия доказала лишь одно – правоту Грибоедова: «Чины людьми даются, а люди могут обмануться». Эта литературная паралимпиада – явление уникальное, век воли не видать. Ну где еще, скажите на милость, сочинителю отваливают 20 штук зеленью за «продуктивный запах навоза»? Я другой такой страны не знаю. И другой такой премии – тоже.
Покойный Топоров характеризовал букеровских финалистов афористически: «Это не сборная страны, а средняя температура по больнице». Что в переводе на разговорный русский означает: не самые лучшие, но самые типичные. То бишь, с выраженными симптомами убожества – других писателей у нас нет. Однако в каждой луже есть гад, между иными гадами иройский. Букеровское жюри ухитряется назначить победителем самого тошнотворного (или, по крайней мере, скучнейшего) типажа в означенной тусклой компании. Могут обмануться, сказал я, а надо бы по-другому: обманываться рады. Как не вспомнить товарища Ульянова-Ленина: «”Чем хуже – тем лучше” – это лозунг момента». Или другую сентенцию вождя: «Максимум беззастенчивости и минимум логики». «Русский Букер» из года в год реализует ленинские заветы с бессмысленной и беспощадной жестокостью по отношению к читателю.
Кабы я верил в теорию заговоров, – непременно отыскал бы здесь происки пиндосов, либерастов, жидомасонов, незалежних укров и прочих наймитов мировой закулисы. Ой, было, девки, было! – но давно и неправда. Во времена оны «Русский Букер» содержали то Smirnoff, то Ходорковский. Сами понимаете: кто девушку ужинает… Однако водочный магнат намертво запутался в разборках с Diageo, а равноудаленного олигарха удалили всерьез и надолго – в том числе и от литпроцесса. Нынче «Букером» рулит равноприближенный банк «Глобэкс» (99,99 процентов акций у госкорпорации «Внешэкономбанк»). Тем не менее, формула присуждения премии осталась незыблема – клоунада, помноженная на фрик-шоу, с театром абсурда в знаменателе. Что было, то и будет, учил Екклезиаст.
Специально для оптимистов – несколько эпизодов из букеровской хроники.
В 2000-м премию присудили Михаилу Шишкину за роман «Взятие Измаила». Г-н сочинитель характеризовал свой опус как «тотальный роман», то есть книгу обо всем. На самом деле текст был посвящен презентации авторского кругозора и потому чуть более, чем полностью состоял из раскавыченных цитат – от древнерусской «Повести о Карпе Сутулове» («и разжигаяся к ней плотию своею и глаголаша к ней: спокойной ночи, Ольга Вениаминовна») до набоковского рассказа «Подлец» («обеими руками схватил хлеб, засопел, сразу измазал пальцы и подбородок в сале»).
Роман, по большому счету, состоялся лишь как материал для литературной викторины. Раз уж к слову пришлось: потом букероносного Шишкина не единожды уличали в плагиате. Но это совсем другая история…
В 2005-м лавров сподобился Денис Гуцко за роман «Без пути-следа». Главной интригой 350-страничного романа было получение российского паспорта, а основным содержанием – вялые и сумбурные рефлексии анемичного протагониста. Гуцко назначили лауреатом исключительно в пику тогдашнему председателю жюри Аксенову – тот чересчур ретиво опекал своего приятеля Наймана. В итоге букеровский ареопаг предпочел безвестного ростовчанина маститому питерцу. Экая прелесть: назло маме уши отморожу! В будущем эта задорная детсадовская фронда станет едва ли не традицией.
В 2007-м «Букер» достался Александру Иличевскому за роман «Матисс». Не обольщайтесь, фовизм тут не при чем. Книжка могла бы называться «Сезанн», «Гоген» или «Тулуз-Лотрек», – титул ровным счетом ничего не меняет, ибо речь тут про математика, который пошел бомжевать. И опять-таки не обольщайтесь: бомжи, включая главного героя, – так, шелупонь и статисты. Автор большей частью демонстрировал свои риторические таланты, предаваясь извитию ничего не значащих словес: «Он был опьянен ватными снами, природа его стала продвигаться в сторону призраков, чья умаленная существенность наделяла той же аморальностью, не прикладной и потому неявленной, покуда содержащей его в неведении». Червонец тому, кто хоть что-то понял. Да, все-таки, а как насчет Матисса? Г-н сочинитель важно разъяснил, что Матисс – фигура умолчания, которая незримо структурирует смысловую наполненность романа. Стольник тому, кто хоть что-то понял! Ну о-очень интеллектуальная проза…
В 2009-м отметили Михаила Елизарова за роман «Библиотекарь» – и снова из одного только фрондерства. Член букеровского комитета Александр Кабаков в сердцах обозвал книжку «низкопробным фашистским трэшем», – вот вам и результат. Больше всего «Библиотекарь» напоминал «Банды Нью-Йорка» в постановке заводского драмкружка: «Анна сшибла цепом шишак с головы наступающего крикливого евнуха… Второй взмах цепа вмял пегую прядь в хрупнувшую кровью височную кость. В следующий миг когтистый багор впился Анне в шею». Реестр раздробленных костей и отрубленных конечностей занимал 80 процентов текста, никак не меньше. Странное дело, но голливудская резня бензопилой и прочими колюще-режущими инструментами оказалась щедро пересыпана признаниями в нежной любви к СССР. Автор, что характерно, при этом имел весьма отдаленное представление о советских реалиях: «председатель совхоза», не угодно ли? Стиль… да вот вам образчики для дегустации: «мачете импортного производства», «кивающий палец» и проч. No comment.
В 2010-м премию пожаловали Елене Колядиной за роман «Цветочный крест», – настал звездный час «Русского Букера»: масса абсурда возросла до критической. Этакого ядреного срама отечественная словесность не знала ни до, ни после. «Цветочный крест» был достоин помещения во ВНИИ метрологии как эталон графомании. От более развернутой оценки воздержусь, поскольку Роскомнадзор исключил обсценную лексику из публичного употребления, – а иная здесь немыслима. Авторесса затеяла писать о Древней Руси, не зная матчасти. В итоге герои лихо оперировали современной лексикой («атмосфера», «клиентура», «зарплата», «инженер»), поедали картофельные рогульки (в допетровские-то времена!) и цитировали советскую попсу («не сыпь мне соль на рану»). Впрочем, дикие анахронизмы меркли рядом с чудесами оптом и в розницу.
Персонажи умели «топорщить глаза», имели «каурые ляжки» и «узорные брови», а у главной героини обнаружились две правые руки: «стала, опустив десницы». Она же ухитрилась родить, стоя на коленях перед образами – каково?! Грех промолчать и о красотах слога: «Иисус Христос накормил тучу хавальщиков».
Главным достоинством книги был признан «продуктивный запах навоза» (формулировка члена жюри Евгения Попова). Более внятного комментария никто из судей не дал. Наиболее правдоподобная версия гласит: в 2010-м перед «Русским Букером» маячила отчетливая перспектива закрытия (денег не хватало), и жюри напоследок решило громыхнуть дверью: а вот вам, собаки серые! Традиция, как и было сказано…
Можно было бы потолковать про аморфного Маканина, про мутно-орнаментальную Славникову, про непроходимо артхаусного Шарова, про несуразного Снегирева – да стоит ли, право? И без того все понятно.
Суть важный вопрос: чем букеровский лауреат отличается от среднестатистического литератора? Да ничем, в сущности. Ибо за букероносцами не числится никаких открытий: ни эстетических, ни стилистических, ни психологических. Павлины – те же куры, заметил Гуцко. Только в маскарадных костюмах.
И еще один любопытный вопрос вдогонку: есть ли жизнь после «Букера»? Ответ отрицательный. Лауреатов обычно обсуждают неделю, от силы две, а потом благополучно забывают. Павлины, говоришь? Хм… Гуцко с мужеством камикадзе заявил: «Не представлю ничего стоящего в ближайшие год-два – прошу списать в утиль». Не представил, хоть и старался. «Покемонов день», «Домик в Армагеддоне» и «Бета-самец» не впечатлили решительно никого. Колядина издала сиквел своего шедевра под названием «Потешная ракета», – но не потешила ни публику, ни критику. Иличевский переквалифицировался в упра… прошу прощения, в эссеисты. Елизаров исполняет песни собственного сочинения (бард-панк-шансон, крутянская крутизна!), а последний его сборник продается в столичных книжных магазинах с 70-процентной скидкой. Взвешены и найдены легкими, что тут еще скажешь…
Институт литературных премий в России давно и прочно себя дискредитировал. «Нацбест», учрежденный питерским издательством «Лимбус-Пресс», обслуживает клановые интересы: едва ли не в половине случаев премию имени «Лимбуса» получает автор «Лимбуса», а надзирает за процессом главный редактор «Лимбуса». «Большая книга» менее предсказуема в деталях, однако не изменяет себе в главном: в отрицательной селекции. Скажем, год назад премия и три миллиона наградных достались полуграмотной и слезливой Гузели Яхиной (о ней как-нибудь потолкуем). Продуктивный запах навоза ощутим повсеместно. Но у «Русского Букера» он гораздо заметнее, не находите? Потому почтим бесславную дату минутой молчания.
ПРОДУКТИВНЫЙ ЗАПАХ НАВОЗА
«Русскому Букеру» нынче 25. За четверть века своего существования премия доказала лишь одно – правоту Грибоедова: «Чины людьми даются, а люди могут обмануться». Эта литературная паралимпиада – явление уникальное, век воли не видать. Ну где еще, скажите на милость, сочинителю отваливают 20 штук зеленью за «продуктивный запах навоза»? Я другой такой страны не знаю. И другой такой премии – тоже.
Покойный Топоров характеризовал букеровских финалистов афористически: «Это не сборная страны, а средняя температура по больнице». Что в переводе на разговорный русский означает: не самые лучшие, но самые типичные. То бишь, с выраженными симптомами убожества – других писателей у нас нет. Однако в каждой луже есть гад, между иными гадами иройский. Букеровское жюри ухитряется назначить победителем самого тошнотворного (или, по крайней мере, скучнейшего) типажа в означенной тусклой компании. Могут обмануться, сказал я, а надо бы по-другому: обманываться рады. Как не вспомнить товарища Ульянова-Ленина: «”Чем хуже – тем лучше” – это лозунг момента». Или другую сентенцию вождя: «Максимум беззастенчивости и минимум логики». «Русский Букер» из года в год реализует ленинские заветы с бессмысленной и беспощадной жестокостью по отношению к читателю.
Кабы я верил в теорию заговоров, – непременно отыскал бы здесь происки пиндосов, либерастов, жидомасонов, незалежних укров и прочих наймитов мировой закулисы. Ой, было, девки, было! – но давно и неправда. Во времена оны «Русский Букер» содержали то Smirnoff, то Ходорковский. Сами понимаете: кто девушку ужинает… Однако водочный магнат намертво запутался в разборках с Diageo, а равноудаленного олигарха удалили всерьез и надолго – в том числе и от литпроцесса. Нынче «Букером» рулит равноприближенный банк «Глобэкс» (99,99 процентов акций у госкорпорации «Внешэкономбанк»). Тем не менее, формула присуждения премии осталась незыблема – клоунада, помноженная на фрик-шоу, с театром абсурда в знаменателе. Что было, то и будет, учил Екклезиаст.
Специально для оптимистов – несколько эпизодов из букеровской хроники.
В 2000-м премию присудили Михаилу Шишкину за роман «Взятие Измаила». Г-н сочинитель характеризовал свой опус как «тотальный роман», то есть книгу обо всем. На самом деле текст был посвящен презентации авторского кругозора и потому чуть более, чем полностью состоял из раскавыченных цитат – от древнерусской «Повести о Карпе Сутулове» («и разжигаяся к ней плотию своею и глаголаша к ней: спокойной ночи, Ольга Вениаминовна») до набоковского рассказа «Подлец» («обеими руками схватил хлеб, засопел, сразу измазал пальцы и подбородок в сале»).
Роман, по большому счету, состоялся лишь как материал для литературной викторины. Раз уж к слову пришлось: потом букероносного Шишкина не единожды уличали в плагиате. Но это совсем другая история…
В 2005-м лавров сподобился Денис Гуцко за роман «Без пути-следа». Главной интригой 350-страничного романа было получение российского паспорта, а основным содержанием – вялые и сумбурные рефлексии анемичного протагониста. Гуцко назначили лауреатом исключительно в пику тогдашнему председателю жюри Аксенову – тот чересчур ретиво опекал своего приятеля Наймана. В итоге букеровский ареопаг предпочел безвестного ростовчанина маститому питерцу. Экая прелесть: назло маме уши отморожу! В будущем эта задорная детсадовская фронда станет едва ли не традицией.
В 2007-м «Букер» достался Александру Иличевскому за роман «Матисс». Не обольщайтесь, фовизм тут не при чем. Книжка могла бы называться «Сезанн», «Гоген» или «Тулуз-Лотрек», – титул ровным счетом ничего не меняет, ибо речь тут про математика, который пошел бомжевать. И опять-таки не обольщайтесь: бомжи, включая главного героя, – так, шелупонь и статисты. Автор большей частью демонстрировал свои риторические таланты, предаваясь извитию ничего не значащих словес: «Он был опьянен ватными снами, природа его стала продвигаться в сторону призраков, чья умаленная существенность наделяла той же аморальностью, не прикладной и потому неявленной, покуда содержащей его в неведении». Червонец тому, кто хоть что-то понял. Да, все-таки, а как насчет Матисса? Г-н сочинитель важно разъяснил, что Матисс – фигура умолчания, которая незримо структурирует смысловую наполненность романа. Стольник тому, кто хоть что-то понял! Ну о-очень интеллектуальная проза…
В 2009-м отметили Михаила Елизарова за роман «Библиотекарь» – и снова из одного только фрондерства. Член букеровского комитета Александр Кабаков в сердцах обозвал книжку «низкопробным фашистским трэшем», – вот вам и результат. Больше всего «Библиотекарь» напоминал «Банды Нью-Йорка» в постановке заводского драмкружка: «Анна сшибла цепом шишак с головы наступающего крикливого евнуха… Второй взмах цепа вмял пегую прядь в хрупнувшую кровью височную кость. В следующий миг когтистый багор впился Анне в шею». Реестр раздробленных костей и отрубленных конечностей занимал 80 процентов текста, никак не меньше. Странное дело, но голливудская резня бензопилой и прочими колюще-режущими инструментами оказалась щедро пересыпана признаниями в нежной любви к СССР. Автор, что характерно, при этом имел весьма отдаленное представление о советских реалиях: «председатель совхоза», не угодно ли? Стиль… да вот вам образчики для дегустации: «мачете импортного производства», «кивающий палец» и проч. No comment.
В 2010-м премию пожаловали Елене Колядиной за роман «Цветочный крест», – настал звездный час «Русского Букера»: масса абсурда возросла до критической. Этакого ядреного срама отечественная словесность не знала ни до, ни после. «Цветочный крест» был достоин помещения во ВНИИ метрологии как эталон графомании. От более развернутой оценки воздержусь, поскольку Роскомнадзор исключил обсценную лексику из публичного употребления, – а иная здесь немыслима. Авторесса затеяла писать о Древней Руси, не зная матчасти. В итоге герои лихо оперировали современной лексикой («атмосфера», «клиентура», «зарплата», «инженер»), поедали картофельные рогульки (в допетровские-то времена!) и цитировали советскую попсу («не сыпь мне соль на рану»). Впрочем, дикие анахронизмы меркли рядом с чудесами оптом и в розницу.
Персонажи умели «топорщить глаза», имели «каурые ляжки» и «узорные брови», а у главной героини обнаружились две правые руки: «стала, опустив десницы». Она же ухитрилась родить, стоя на коленях перед образами – каково?! Грех промолчать и о красотах слога: «Иисус Христос накормил тучу хавальщиков».
Главным достоинством книги был признан «продуктивный запах навоза» (формулировка члена жюри Евгения Попова). Более внятного комментария никто из судей не дал. Наиболее правдоподобная версия гласит: в 2010-м перед «Русским Букером» маячила отчетливая перспектива закрытия (денег не хватало), и жюри напоследок решило громыхнуть дверью: а вот вам, собаки серые! Традиция, как и было сказано…
Можно было бы потолковать про аморфного Маканина, про мутно-орнаментальную Славникову, про непроходимо артхаусного Шарова, про несуразного Снегирева – да стоит ли, право? И без того все понятно.
Суть важный вопрос: чем букеровский лауреат отличается от среднестатистического литератора? Да ничем, в сущности. Ибо за букероносцами не числится никаких открытий: ни эстетических, ни стилистических, ни психологических. Павлины – те же куры, заметил Гуцко. Только в маскарадных костюмах.
И еще один любопытный вопрос вдогонку: есть ли жизнь после «Букера»? Ответ отрицательный. Лауреатов обычно обсуждают неделю, от силы две, а потом благополучно забывают. Павлины, говоришь? Хм… Гуцко с мужеством камикадзе заявил: «Не представлю ничего стоящего в ближайшие год-два – прошу списать в утиль». Не представил, хоть и старался. «Покемонов день», «Домик в Армагеддоне» и «Бета-самец» не впечатлили решительно никого. Колядина издала сиквел своего шедевра под названием «Потешная ракета», – но не потешила ни публику, ни критику. Иличевский переквалифицировался в упра… прошу прощения, в эссеисты. Елизаров исполняет песни собственного сочинения (бард-панк-шансон, крутянская крутизна!), а последний его сборник продается в столичных книжных магазинах с 70-процентной скидкой. Взвешены и найдены легкими, что тут еще скажешь…
Институт литературных премий в России давно и прочно себя дискредитировал. «Нацбест», учрежденный питерским издательством «Лимбус-Пресс», обслуживает клановые интересы: едва ли не в половине случаев премию имени «Лимбуса» получает автор «Лимбуса», а надзирает за процессом главный редактор «Лимбуса». «Большая книга» менее предсказуема в деталях, однако не изменяет себе в главном: в отрицательной селекции. Скажем, год назад премия и три миллиона наградных достались полуграмотной и слезливой Гузели Яхиной (о ней как-нибудь потолкуем). Продуктивный запах навоза ощутим повсеместно. Но у «Русского Букера» он гораздо заметнее, не находите? Потому почтим бесславную дату минутой молчания.